Трансмаш выпускал в 1941...1942 году то , что даже танком нельзя назвать.
Впрочем и у немцев в 41 году были в основном лёгкие и даже "пулеметные" танки типа т-1, т-2.

Тогда у военных с обеих сторон были несколько специфические понятия ,что такое танк . Считалось что танк это противопехотное оружие. Но и даже лёгкими танками немцы умели эффективно воевать , хочется отметить согласованность действий их танков , пехоты, авиации. И тяжелые танки французов и англичан не представляли для них особой угрозы.
Но наши Т-34 и КВ-2 весьма осложнили для немцев наступление. В России, даже несмотря на наши поражения они двигались не так быстро как во Франции. Поэтому стали делать более тяжелые танки типа Т-4 и совершенствовали их конструкцию.

Но у нас похоже к 42 году танков вообще не осталось - все разбили фашисты. Поэтому временно пришлось делать бюджетные танки типа Т-60 и Т-70, чтобы как нибудь поддержать войска , хотя бы морально.Эти танки и делал Трансмаш.Но к 43 году подобные танки стали совсем неактуальны. Лучше уж запчасти к Т-34 делать или САУ.

Уважаемый fort. Напрасно вы с таким ярким пренебрежением относитесь к легким советским танкам Т-60 и Т-70, которые производились в т.ч. и на 37 заводе НКО.
Танки эти сыграли огромную роль в самый сложный период войны - конец осени-зима-весна 1941-42 года (да и лето 1942), как раз, когда из-за эвакуации тяжелых заводов выпуск средних и тяжелых танков был недостаточным, а довоенные машины были уже потеряны. В этих условиях "шестидесятки" и "семидесятки", разрабатывавшиеся гениальным коллективом Астрова в рекордные сроки, по сути заполнили собой разрыв в танковых боях, стали теми самыми рабочими лошадками войны, которых можно было наклепать быстро, недорого и имеющимися мощностями "неспециализированных" машиностроительных заводов. Немцы звали 60-ки "неистребимой саранчой", которых сколько не уничтожай - меньше не становится. Да, их уничтожали, да люди погибали, но свою задачу - легкие танки выполнили полностью, дали нужную передышку и остановили неумолимый наступательный вал Вермахта под Москвой.
И, да, кстати, 70-ка это второй по массовости советский танк, считается лучшим легким танком Второй Мировой. Полагаю, вы понимаете, что даже в современных боевых условиях легкие бронемашины занимают свою необходимую нишу. А в условиях ВОВ, опытные экипажи творили на легких танках чудеса, уничтожая эффективно и средние танки. Так, что сводить все лишь к "моральному значению" наших легких танков - не стоит. Машины воевали, и воевали реально, тем более, что против пехоты, автомобилей, бронемашин и тех же легких танков наши 60-е и 70-е "работали" отлично. Кроме того, благодаря силуэту 70-ки немцы часто путали издали его с Т-34-кой, что с одной стороны приводило к неправильному счету уничтоженных "тридцатьчетверок" в Вермахте, а с другой нагоняло на противника определенную тоску, т.к. боевые качества Т-34 были хорошо известны. В общем, очень неприятно читать сентенции про "то, что и танком нельзя назвать" и про "мелкие танки я даже не вспоминаю". Не от хорошей жизни их разработали и массово выпускали. А 60-ке надо памятник ставить, во многом это танк, спасший Красную армию от поражения в первый период войны.
С уважением.

Полагаю, что fort это написал совсем по другой причине: у нас принято вспоминать только танки, незаслуженно забывая про другую технику и про боеприпасы и прочее вооружение, снаряжение и т. д., что выпускалось для фронта в таких же тяжёлых условиях, в каких выпускались танки.
К сожалению, в рассказах про работу тыла во время ВОВ так и есть: либо идут общие цифры, которые сейчас очень сложно понять и прочувствовать, либо рассказывается только об «элитной» военной технике, типа танков и самолётов. Про всё остальное рассказывается вскольз, как про несущественное.

Я польщу Вам, fort:

«Оружие победы», 2-е издание, 1987, стр. 146
«По материалам архива Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и связи, наибольшие потери в живой силе на советско-германском фронте фашистская Германия понесла от миномётного огня. Эти потери составили одну треть убитых и раненых и исчисляются цифрой около 3 млн человек».

От себя добавлю, что к этому надо приплюсовать ещё потери союзников Германии от миномётного огня — ещё несколько сот тысяч добавится.

Завод № 8 (ЗиК) выпускал зенитные орудия. На уралмашевские тридцатьчетвёрки ставились пушки производства завода № 92 (г.Горький), 76-мм Ф-34. На заводе № 9 сделали свою 85-мм танковую пушку, но она вскоре была заменена горьковской 85-мм С-53. Свердловскую 85-мм в самоходном варианте (Д-5С) ставили на СУ-85. Затем была сделана 100-мм пушка, её в самоходном варианте (Д-10С) ставили на СУ-100.

4еловек!

Вот если бы я не написал свой пост о "пренебрежительном " отношении к Т70 ,
то и вы бы свой пост не написали и не ознакомили бы всех читающих тут с реальным положением дел.Мне ваш пост очень понравился, во всем с вами я согласен.

Рад, что нашли общий язык и понимание. )))

наибольшие потери в живой силе на советско-германском фронте
фашистская Германия понесла от миномётного огня"""""""""

спасибо за информацию, не знал что так много. На самом деле в начале войны не хватало пушек и минометы закрыли потребность в навесной артиллерии. Изготовить миномет было легче чем пушку и перемещать его на местности тоже было легче. 120 мм миномет , выпускавшийся на Химмаше весил около 200 кг и стрелял минами весом 15 кг на 5...6 км. В годы войны это был самый мощный и самый распространенный миномет.82мм батальонный миномет был менее убойный , но более портативный - его можно было просто перенести на себе.

Солдаты творили с этими минометами чудеса - есть кадры кинохроники где в 82мм миномет чуть ли не каждую секунду закидывают новую мину. Расчёт братьев Шутовых добивался на 120 мм миномете такой скорострельности, что когда первая мина падала на фашистов ,то на подлёте было ещё 19.

Но подумайте сами 20 мин в минуту- их же ещё не только изготовить надо, но и подвезти к боевой позиции , через болота, пересеч местность. 20 мин это 300 кг веса. А 50 вагонов боеприпасов в день на 100 км фронта, их же на боевые позиции не на вагонах подвозили, а развозили ...ну не на телегах же?

Ведение боя - это не только героизм , танки и боеприпасы. Это ещё и логистика - не успел вовремя боеприпасы подвезти - все, наступление захлебнулось.

К чему я это сказал?
Решил отметить роль союзников.Все таки их помощь была значительной. Не столько военная , сколько вспомогательная , но и она в конвейере войны могла стать решающим звеном.

У Советской армии было много боевой техники, но не хватало обычных автомобилей. По свидетельству очевидца , когда наши оставляли Ростов , то очень много военного имущества просто бросали - не хватало подвод увезти. У немцев же может было маловато танков, но всякой другой техники было навалом - мотоциклы, грузовые, легковые , танкетки и проч. хрень.

Поэтому Сталин на предложение союзников поставить больше танков предложил им поставить больше грузовиков. Американские студебеккеры кораблями доставлялись в Иран и перегонялись потом в Союз.Количества их были громадные.

Без помощи союзников войну конечно бы не проиграли , но все бы наверно затянулось ещё на несколько лет.
Согласитесь при массированном наступлении развезти за день 50 вагонов снарядов по боевым позициям длиной 100 км на подводах почти нереально. А мощностей Горьковского автозавода явно не хватало.

Следует понимать что во время ВОВ была немецкая армия.
Это конкретно была суперармия , которая славилась не столько своей техникой сколько дисциплиной, организованностью, правильным взаимодействием всех родов войск и отработанной технологией рационального уничтожения живой силы и техники противника.

Во Франции где немцам противостояли французские и английские войска , немцы на танках продвигались со скоростью 90 км в день. Несмотря на то что вооружение и танки у англичан и французов были нисколько не хуже.

Примерно так же немцы предполагали воевать в России. Чем русские лучше англичан и французов?Расстояние от Москвы до границы делилось на 90 км в день , получилось две недели , ну месяц.
В реальности добирались до Москвы , так и не взяв ее, более 5 месяцев.

Вот в эти пять месяцев 41 года вложен героизм наших солдат, многотысячные потери живой силы и техники....

Основные поставки союзников пришлись на 1944 год. Без их поставок мы выиграли бы войну в 1946, скорее всего. Но это при условии, что нам пришлось бы освобождать пол-Европы и брать Берлин. Ну а без ленд-лиза мы вполне могли ограничиться вышвыриванием немцев с нашей территории и считать это победой в войне. Тогда всю остальную работу пришлось бы делать англосаксам, а это было крайне непосильной для них ношей.

Опять же после освобождения своей территории мы вполне могли взять передышку, как взяли весной 1943, но только на полгода-год. И подготовить новые наступления основательно. В этом случае война закончилась бы позже на год, но лишних потерь на фронте нам бы не принесла (но были бы лишние потери среди пленных и угнанных в Германию.

И на телегах тоже. А зимой на санях. Лошадки в эту войну много «логистики» сделали. И даже монгольские лошадки, которых в СССР поставли из Монголие много-много табунов.

Уралмаш в ВОВ (1) (1 из 9)
Т. И. Ефимова «Уралмашевцы», 1982, стр. 124—132

Глава 4. Фронт идёт через завод

Самый трудный год

Прошу зачислить меня в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Я хорошо знаю санитарное дело, а если понадобится, возьму и винтовку в руки, не пощажу своей жизни, отдам все свои силы, чтобы выполнить долг перед Родиной. Очень прошу не отказать в моей просьбе.
Мария Булагина

Я — машинист паровоза, в работе своей никогда не допускал аварий и брака. Прошу парторганизацию оказать мне содействие в поступлении добровольцем в Красную Армию. А пока, работая на производстве, считаю себя мобилизованным для выполнения любого задания.
Кандидат партии Г. Мотя

В 1919 году я сражался добровольцем в красном партизанском отряде Кравченко и Щетинкина. Бывал под пулемётным и орудийным огнём. Четыре раза ранили вражеские пули, 25 ударов нагайками колчаковского офицера карательного отряда располосовали мою спину. Но ничего не сломило моей воли. Я прошу отправить меня добровольцем на фронт. В гражданскую войну я сражался беспартийным, в сегодняшние грозные для отечества дни хочу быть коммунистом. Прошу принять меня в партию Ленина.
А. Полежаев, рабочий механического цеха

Один мой сын, Анатолий, находится сейчас на передовых позициях фронта, трёх сыновей — Александра, Якова и Антона — я отправил в Красную Армию через неделю после начала Великой Отечественной войны. Они добровольно ушли на борьбу с зарвавшейся фашистской сволочью. Прощаясь с сыновьями, я дал им свой отцовский наказ: бить врага беспощадно, не допускать, чтобы фашистский сапог топтал Советскую землю, разбить врага, чтобы и пепла от него не осталось, и вернуться домой победителями.
Я тоже, в свою очередь, чтобы обеспечить победу, ещё сильнее буду работать на производстве. А если моим сыновьям потребуется помощь, то не буду смотреть на свой возраст и сам пойду в ряды РККА. Врага мы сломим, в этом нет и не может быть сомнения.
Вся моя семья находится на фронте, сыновья — на военном, а я с пятью дочерьми — на трудовом. Крепка связь в нашей семье, непоколебимо наше стремление отдать всё для победы над врагом.
Т. Кожевников

Прошу отправить меня на передовую линию фронта немедленно. Столько ненависти в сердце к проклятым фашистам!
Валерий Игнатенко, чертёжник

Прошу зачислить меня добровольцем в войска РККА. Имею удостоверение лётчика-инструктора и стаж практических полётов.
П. Мальков, конструктор отдела прокатного оборудования

В первые же часы войны такие заявления легли на столы партийных комитетов, военкомов сотнями и тысячами. Единая мысль овладела людьми, самыми мужественными и честными из них: выполнить долг перед Родиной! И они увидели свой долг в защите Родины, в защите с автоматом в руках, с гранатой, в танке, на самолёте... Никто как-то не думал в эти самые первые часы войны, что в тылу — у станка и чертёжной доски — кому-то тоже ведь надо встать на защиту Родины. Естественно, об этом не думали военкомы. И мгновенно опустели КБ и рабочие места у станков. Лучшие ушли в первых же рядах, уехали передовыми эшелонами. Позднее, когда пришло понимание ошибочности такой поголовной мобилизации, людей начали возвращать по особому на то распоряжению с фронтов, но многих к тому времени уже недосчитались... Директор завода Б. Г. Музруков мог привлекать каждого, кто был крайне необходим на той линии фронта, которая пролегла через Уралмашзавод. Это была трудовая линия фронта, но от положения дел на этой линии многое зависело на боевых фронтах внезапно нагрянувшей Великой Отечественной войны.
Фронту потребовалось колоссальное количество техники, в том числе танков. Тяжёлые танки к этому времени, к ноябрю 1941 года, на фронт поставлял уже только Урал. Здесь были сосредоточены заводы (и в их числе Уралмаш), совместная кооперация которых в производстве танковой бронированной техники и должна была обеспечить нужды фронта. Но даже через три месяца после начала войны производство тяжёлых танков всё ещё находилось в стадии становления.
В сентябре, за два месяца до начала наиболее ожесточённых боёв под Москвой, на имя руководителей Уралмаша пришла телеграмма за подписью Председателя Государственного Комитета Обороны такого содержания:
«Прошу вас честно и в срок выполнить заказы по поставке корпусов для танка КВ. Сейчас я прошу и надеюсь, что вы выполните свой долг перед Родиной...»
Далее шли слова, которые могли быть написаны только в состоянии глубочайшей тревоги. Они обрушились и придавили людей своей тяжестью. Начальники цехов, собравшиеся в кабинете директора, как один, опустили головы, выслушав их. Сложное чувство овладело всеми, потом они говорили друг другу, о чём подумали: «Лучше бы на фронт!»
Но поразительными были спокойствие, собранность и подчёркнутая деловитость Бориса Глебовича Музрукова. Зачитав текст телеграммы, он тут же попросил всех присутствующих сосредоточить внимание на практических задачах каждого участка. И не прибавил от себя ничего к предельно скупым и грозным словам телеграммы. Все они, присутствующие в его кабинете, не спали уже несколько суток подряд, без остатка отдавали все силы производству, а следовательно, фронту — Музруков это знал. Он сумел поднять у людей настроение и возродил волю своим простым предложением сосредоточиться «на практических задачах каждого участка».
Но вернёмся к тому незабываемому дню 22 июня 1941 года.
Толпы людей стекались со всего посёлка Уралмаша к площади Первой пятилетки, люди потянулись друг к другу в этот внезапно прерванный грозным сообщением день воскресного отдыха. Шли и шли, чтобы в единении осознать случившееся. Заводская площадь гудела. Страшно было думать, что вот и кончилась такая прекрасная мирная жизнь...
Утром, в понедельник, задолго до гудка уралмашевцы были на рабочих местах. Без вызова члены партийного комитета завода собрались в парткоме и направились в кабинет директора. Там были начальники цехов, весь командный состав завода. По прямому проводу Музруков связался с заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. А. Малышевым. Спустя минуту он мог сообщить товарищам, что Уралмашзавод в условиях военного времени будет специализироваться на выпуске бронекорпусов для тяжёлых танков.
— Через день Малышев вылетает на Урал и к нам,— сказал Борис Глебович.
И действительно, в среду на Уралмашзаводе под руководством Малышева начала работу правительственная комиссия — ею чётко определилось место крупнейшего завода тяжёлого машиностроения в системе обороны страны. Официальное правительственное распоряжение Уралмаш получил 29 июня — распоряжение наладить выпуск корпусов тяжёлых танков KB для полной комплектации их на другом предприятии. Срок освоения и выпуска первой партии корпусов — август!
Но за три дня до получения этого официального распоряжения группа уралмашевских инженеров, представителей всех основных заводских специальностей, вылетела в Ленинград, на Ижорский завод: В. Соловьёв, Б. Морозевич, Г. Глебовский, А. Леринман, Н. Кулев. Задание им было сформулировано так: перенять технологию, получить чертежи корпусов и всего оснащения производства.
28 июня утром бригада работала на Ижорском заводе. Кроме всего прочего было решено взять здесь пять готовых комплектов деталей бронекорпусов KB, чтобы собрать их на Уралмашзаводе ещё до начала серийного производства.
Между тем на Уралмаше не стали ждать даже прибытия чертежей с Ижоры. Август — срок исполнения правительственного задания! В то время как бригада уралмашевских инженеров ещё работала на Ижорском заводе, Музруков созвонился с челябинцами и выяснил, что чертежи корпуса и оснастки можно достать также и у них. 27 июня технолог С. Самойлов и главный инженер Уралмаша Д. Рыжков вылетели туда. Вернулись на другой же день, привезли чертежи. Один экземпляр.
С Ижорского завода бригада сообщила, что броня — пять комплектов — готовиться к отгрузке. Было известно, что примерно через 10—12 дней она сможет прибыть на завод.
Но разве можно позволить себе ждать эти 10—12 дней? И вот над единственным чертежом, привезённым от челябинцев, склонились уралмашевские специалисты: конструктор, технолог, кузнец, металлург, термист.
Трудно себе представить, какие возникали затруднения, вспыхивали даже ссоры из-за того, что в одно и то же время единственный чертёж требовался всем!
Создаётся специальное броневое производство, или отдел 68, начальником которого становится А. Кулаков, а главным технологом С. Самойлов.
Началась разработка технологии выпуска бронекорпусов в механических, литейных, кузнечном цехах, вычерчивание раскроев, установление маршрутов деталей и проектирование оснастки.
Абсолютное незнание бронекорпусного производства — вот с чем столкнулись уралмашевские инженеры. Никогда прежде они не имели дела с бронёй, не читали литературы по бронекорпусам танков. Несколько специалистов, по вызову срочно прибывших с Ижоры,— И. Кватер, Д. Бодягин, А. Шашков и другие не успевали отвечать на многочисленные вопросы.
И две недели шло напряжённое, почти круглосуточное бдение проектировщиков. 16 июля в механические цехи поступили наконец документы технологии и оснастки, а 17 июля прибыли вагоны с пятью готовыми комплектами бронекорпусов. С этого момента фактически началось и опробование, и проверка запроектированных заводом технологических процессов.
Учёба давалась нелегко людям, которые до сих пор имели дело только с мягкими углеродистыми сталями. Броня даже средней твёрдости принесла очень много неожиданностей. Конструктор Н. Тарасов рассказывал, например, о таком очень характерном эпизоде.
Пришли на разметку детали первых корпусов КВ. И мастер одного из станочных участков подошёл к деталям, держа в руке небольшой молоток. Своя цель была у мастера. Вот он несколько раз с силой ударил молотком по листу... Не обнаружив на листе даже малейших следов от ударов, мастер удивлённо оглядел молоток — боёк молотка слегка сплющился.
— И вы хотите, чтобы мы обрабатывали эти детали? — взглянул растерянно мастер на конструктора. Тот пожал плечами. И оба больше не проронили ни слова. Детали надо было обрабатывать. До срока выпуска первых бронекорпусов оставалось не более полутора месяцев.
С 20 по 25 июля основные работники технологического и конструкторского бюро вышли в цехи, чтобы принять участие во внедрении. Пошёл первый брак.
Детали прибыли только на пять комплектов. Запороть деталь значило потерять возможность собрать корпус. Поэтому над каждой, что называется, дрожали.
И всё-таки дело было даже не в том, чтобы собрать эти корпуса, а в том, чтобы установить, например, качество и пригодность каждого приспособления до того времени, когда свои заготовки пойдут потоком. Главным было, в конечном счёте, установление потока выпуска бронекорпусов!
Уралмаш действовал до войны как предприятие несерийного, индивидуального производства, то есть изготовлял отдельные сложные машины и агрегаты, которые требовали особой технологии обработки деталей, присущие только данному виду продукции. Соответственно этому было подобрано и расставлено почти всё оборудование завода, прежде всего заготовительных цехов. Металлурги обычно плавили небольшие партии стали разных марок. Модели зачастую готовились разовые, на каждую деталь отдельно. Формы для громадных отливок делали вручную, постепенно, по нескольку дней, а то и недель. До конца производственного цикла всё было рассчитано на индивидуальную обработку: большие, но немногочисленные термические печи, прессы, молоты для свободной ковки, а не штамповки, универсальные токарные, фрезерные, сверлильные, зуборезные станки.
А в серийном производстве, когда однородные детали идут потоком, требуется большое количество специализированного оборудования. Технология изготовления корпусов KB предусматривала подбор 700 (!) станков. Цеху металлоконструкций предстояло теперь взяться за толстую броню, с которой раньше ему не приходилось иметь дела. Потребовались шланги, ацетилен и электроды в огромном количестве, сварочные аппараты, наконец, сложные стенды в сборочных цехах. А что делать кузнецам? Правда, имеющиеся прессы и ковочные молоты куда мощнее тех, что гнут броню, куют и штампуют танковые детали, однако назначение у них другое и темп работы иной. Как приспособить эти агрегаты вместо специализированных быстродействующих машин!
От непрерывного «думанья» мысль была обострена, рождались необычайно смелые проекты!
Гордостью Уралмаша были когда-то великолепные мощные фрезерные станки для обработки коленчатых валов, но они не годились для расточки брони. Технологи сняли с них боковые суппорты, поставили калибры и заставили станки обрабатывать броню, причём один станок заменил сразу четыре!
Не только повышалась производительность оборудования, но редкие, имеющие узкоспециальную характеристику станки порой успешно меняли свою профессию. Так, уникальные зуборезные станки усилиями технологов В. Февралёва и П. Антоненко были приспособлены для фрезеровки смотровых щелей в башенных танках, а самый крупный зуборезный «Шисс-Дефриз» приспособили для фрезерования захватов башен, и он стал карусельно-фрезерным станком.
С прессом усилием в 12 000 тонн произошло вообще удивительное превращение. Он предназначался для фанерного производства, а на нём стали править бронированные листы для танков. Причём из одного пресса сделали три, разобрав его по количеству цилиндров. Это остроумное предложение заводских инженеров Б. Павлова и Н. Дорохова сразу разрешило одну из острейших проблем в бронекорпусном производстве.
Так в июле 1941 года одновременно создавался и реализовался план генеральной перестройки завода на военный лад. Пришлось как бы заново организовать производство, провести перепланировку почти всех цехов, оснащённых крупным, уникальным оборудованием. Сложность этой перепланировки состояла в том, что часть основного производства необходимо было сохранить для обеспечения оборудованием и запасными частями крупнейших металлургических комбинатов. Весь завод превратился в строительную площадку, напряжение нарастало с каждым днём...

Уралмаш в ВОВ (1) (2 из 9)
Т. И. Ефимова «Уралмашевцы», 1982, стр. 132—135
Считается, что любое творчество, в том числе инженерное, требует особых моментов вдохновения, душевного настроя, стечения благоприятных обстоятельств. Наверное, так... в обычное время. Но в дни войны это было бы непозволительной роскошью. Люди, что называется, выкладывались на работе. Каждый день выявлял новых героев: инициаторов починов, новаторов, изобретателей и организаторов производства.
Война нарушила сложившуюся между заводами кооперацию. Сразу резко сократились поставки метизов, и Уралмаш организовал у себя участок по их изготовлению.
Большие затруднения с первых же дней войны уралмашевцы испытывали и в снабжении инструментом. Попытались организовать его производство у себя, но столкнулись с дефицитом специальной стали — инструментальной быстрорежущей. Проблему разрешили, освоив термообработку заменителей, пустив в дело запасы лома соответствующих марок стали. Изношенный инструмент научились восстанавливать. За 1941 год на заводе восстановили более 27 тысяч единиц инструмента, на сумму почти 100 тысяч рублей.
Или такой пример. Газорезчиков ЦМК часто задерживало отсутствие кислорода. А они сдерживали, в свою очередь, весь завод. Владимир Николаевич Соловьёв, начальник цеха, однажды сгоряча отказался даже подписать график выпуска бронекорпусов. Дело происходило в присутствии наркома Вячеслава Александровича Малышева. Выслушав соловьёвское «не буду, не могу, кислорода нет!», он попытался вникнуть в суть дела.
Кислород в баллонах привозили на Уралмаш со стороны. Машин для перевозок не хватало, именно поэтому и стояли газорезчики ЦМК.
— А если протянуть трубы прямо с кислородного завода!
— Специальных труб нет.
Здесь же, в кабинете Музрукова, при участии наркома, родился смелый план — использовать для транспортировки кислорода обычные газовые трубы. Так неожиданно решили острую проблему. Через месяц нитка кислородопровода пролегла прямо с кислородного завода в ЦМК Уралмаша. Коллектив цеха объявил себя на казарменном положении, газорезчики работали по шестнадцать часов в сутки и, «выплатив» свой долг заводу, больше никогда не задерживали броневое производство.
...Уже два месяца Уралмашзавод работал по сверхурочному графику. Официально рабочий день увеличился на три часа, но многие станочники, особенно коммунисты и комсомольцы, как и газорезчики ЦМК, добровольно объявили себя на казарменном положении. То, что позднее станет нормой, фактом военного времени, началось уже в июле, когда в цехах пошли в обработку первые бронекорпуса,— люди спали час-другой в красных уголках и просто в углах, прислонившись к стенкам. Нары в цехах строились позднее.
Фрезеровщик механообрабатывающего цеха С. Бессонов получил срочную работу. Фактически она была нормой для троих, но сменщики его заболели, и он решил справиться самостоятельно. Проработав на станке одну смену, он выполнил задание на 200 процентов. Не отрываясь, проработал следующую смену с тем же результатом. Бессонов остался на третью смену и, несмотря на усталость, не снизил темпов. Не уходя домой, он отдохнул два часа здесь же, в цехе, и снова встал к станку.
Бригады коммуниста А. Александрова и беспартийных Ф. Шестака, В. Дикань и С. Шиклеева с первых же дней выполняли свыше полутора норм. Стахановцы этих бригад оставались работать после своей смены, они отказывались от обеденного перерыва, от выходных дней, чтобы дать больше продукции. Подручный прессовщик из бригады Шестака Г. Пьянков заболел и получил освобождение, но отказался уйти с рабочего места и закончил смену вместе с бригадой.
Конструкторы бюро прокатного оборудования 5 июля получили задание разработать чертежи для срочного заказа. В довоенное время такое задание выполнялось 6—7 месяцев. Дни и ночи напролёт трудились Л. Грач, В. Халдин, Б. Тарасов, Н. Крутилин, В. Раев, С. Двинянинов. 21 числа первые чертежи они выдали в производство. Изготовить модели для этого заказа было поручено коллективу модельного цеха. На исполнение дано 12 дней. До войны на аналогичный заказ, но значительно меньший по объёму модельщики затратили бы 26 дней. С огромным подъёмом приступили к выполнению задания бригадиры-модельщики В. Щербаков, Н. Прибавкин, Л. Мезенцев и другие. По 16 часов не уходили они из цеха и задание выполнили за 7 дней.
Но, несмотря на героические усилия уралмашевцев, завод ощущает огромный дефицит рабочей силы — следствие мобилизации. Чтобы как-то сократить этот дефицит, приказом Музрукова все вспомогательные рабочие переводятся на основное производство. Теперь мелкий ремонт оборудования ведут сами станочники, неопытные — под руководством более опытных.
И в это же время 65 рабочих, тоже приказом директора, срочно направляются в транспортное хозяйство — здесь острейшее положение, и (видимо, такова его специфика) оно не выправится почти до конца войны. Субботники на транспорте станут для уралмашевцев их постоянной обязанностью.
К Уралмашу присоединены: мастерские машиностроительного техникума, ремесленное училище, артель «Смычка», мастерские горного института, мастерские Нижнетагильского детдома... Нужно только время, чтобы этим пёстрым хозяйством правильно распорядиться, всему найти место и назначение. Однако в первые месяцы после начала войны именно дефицит времени — острее всех других дефицитов. Его уже не остаётся. Август для Уралмаша — время сдачи первой партии бронекорпусов!
Каждые несколько дней партком Уралмашзавода вновь и вновь проверяет, как выполняется правительственное задание по выпуску корпусов и башен к танкам КВ. В работе партийного комитета заметная роль принадлежит директору завода Борису Глебовичу Музрукову. У него хорошая черта — не отмахиваться от критических замечаний. Может быть, и не всё правильно ему наговорят сгоряча, но им всегда владеет выдержка. Он обычно отвечает: «Да, может быть, я и не учёл этого...», «Видимо, я тут в чем-то не прав».
Бывает, что директор сидит на заседании, опёршись о стол, как будто думает о чём-то другом. На самом деле он внимательно прислушивается к разговорам. Вдруг попросит разъяснить тот или иной вопрос... Никогда не бросает громких фраз или угроз в адрес провинившихся, пытается убедить человека, объяснить, к чему могут привести промахи в работе. Всегда подчёркнуто вежлив, корректен. Но бывают и случаи, когда «выходит из себя» — живой человек! Тем более ценят уралмашевцы обычную, типичную для него, сдержанность. Между собой называют директора «царём Борисом» за внушительность осанки, гордятся им. И, видя директора каждый день энергичным, деятельным и неутомимым, забывают, что он очень больной человек, человек с одним лёгким. Впрочем, на Уралмаше никогда бы и не узнали этой печальной подробности, но приехали ленинградцы — поведали. Он для них был свой, кировский, всё о нём знали.
В августе Уралмаш сдал пять первых бронекорпусов KB, для которых заготовки были привезены ещё с Ижорского завода. Это была всего лишь незначительная, очень незначительная часть правительственного задания. И вот 30 августа Музруков снял трубку телефона, соединяющего его кабинет напрямую с кабинетом наркома танковой промышленности... В трудное для всей страны время директор Уралмаша вынужден был докладывать наркому фактически о срыве правительственного задания.
Под Москвой немцы превосходили войска Красной Армии и по численности солдат, и по количеству боевой техники. Танков они сосредоточили здесь в 1,7 раза больше, чем имела возможность противопоставить им наша армия.
Август и сентябрь оказались самыми нервозными и тяжёлыми месяцами: несмотря на все усилия уралмашевцев, производство заготовок отставало от задания.
Сегодня трудно даже представить величину тяжести, терзающее душу ощущение вины, которую несли в себе уралмашевцы. В те дни и ночи они испытывали чувства, что сродни чувствам отступающих солдат, оставляющих врагу родные города и села. Солдат думал: «Мы вернёмся, мы отомстим!» Уралмашевцы клялись: «Удесятерим усилия!»
«И у нас на заводе тоже фронт, только трудовой»,— часто теперь говорили они. Держать эту линию фронта было совсем не просто. Можно считать даже, что пока Уралмашзавод терпел временное поражение на своём участке.
Но укреплялись тылы, изыскивались новые резервы, окончательно сложился план ближайшего наступления. Велико было в людях желание победить! И в директоре, который ими руководил, чувствовалась твёрдая уверенность в успехе предстоящих сражений на той линии фронта, которая проходила через его завод.
Сентябрь стал переломным месяцем для Уралмаша в производстве бронекорпусов тяжёлых танков KB для фронта.

Вот эти пять месяцев 1941 года ( до декабря) дали нашим и эвакуированным заводам необходимую передышку. А далее началась зима, - 40, а немцы не запаслись тёплым обмундированием и гсм для техники - просто не предполагали, что война продлится так долго. Реально с морозами фашистская армия стала менее дееспособной. Передышка продлилась до конца зимы.

За это время эвакуированные заводы успели на голом месте обустроиться и начинать выпускать продукцию. К примеру Химмаш первые минометы начал делать с февраля 1942 года. Но и в 41 году успели выпустить 3000 танков Т-34 , в основном их сделали Харьковский и Сталинградский заводы. Количество немалое. В 42 году эти два завода станут недееспособны. Но эстафету у них примут успевшие перестроиться УВЗ, Уралмаш и другие заводы.

Конечно актуальны в 42 году будут танки Т-70. Они вполне могли противостоять немецким Т-3 , которых у немцев было ещё немало в 42 году. Только Трансмаш их выпустил совсем мало - 10 шт. Всего же Т-70 за годы войны было выпущено 8000 штук и в 1942 году - 5000 штук.

Трансмаш же в 1942 году делал Т-60. Сделал их немало за 42 год - 1100 штук ( всего этих танков было выпущено в 42 году 4500 ). Конечно это не Т34 и даже не Т70 , но танки разные важны, танки разные нужны. Нашлась и для них работа , особенно в начале 42 года.

Цитата """"Основные поставки союзников пришлись на 1944 год""""
да , так . Хотя бы по автомобилям, в 43 году авто по ленд лизу было в армии всего 5% , а в 44 году уже 20 %.
Хотя и 20 процентов цифра не ошеломляющая. Осн масса все таки получается были наши авто.

Пишут что в армии было около полумиллиона автомобилей. Кстати 60000 авто наши войска добыли сами, разбив немцев под Сталинградом ( удивительно как много у фашистов было авто на единицу воевавшего).

Но автомобилями поставки не ограничиваются , были ещё другие товары, например алюминий, да те же консервы- на войне все надо. Так что союзников списывать со счетов не надо , надо детальное разобраться в этом вопросе.

СУ-85 стала изготавливаться на Уралмаша после Курской битвы.Всего до конца 1944 года было выпущено около 2600 штук. Поражала средние танки противника( наверно Т-3) на расстоянии более километра.
На меньших дистанциях могла пробивать лобовую броню( 100 мм !) тяжелых танков ,тигров и пантер.Немцы знали об этом и пытались навязать бой этой самоходке на дальних дистанциях.

Поэтому на Уралмаше разработали СУ-100 и стали выпускать её с авг. 44 .До конца войны успели выпустить их 1500 штук. До конца 48 года их было выпущено около 5000 штук.В некоторых странах СУ-100 до сих пор на вооружении !

Автомобилей поставлено около 390—395 тыс. штук. Подавляющая часть в 1944—1945.
Правда, не надо забывать, что автомобили поставлялись не полной комплектации, а только основные узлы. Всякая мелочёвка доделывалась уже на заводах СССР. Несколько заводов были специально перепрофилированы на доделывание импортных машин. Хотя, конечно, доделывали неответственные узлы, типа кузова.

В начале 1944 года советские автомобили составляли 80% всего автопарка Красной Армии (оставшиеся 20% трофейные и ленд-лизовские). Поэтому можно сказать, что немцы были разгромлены в ВОВ без помощи в виде ленд-лизовских автомобилей.

«Вести-Урал» начинают серию репортажей о работе уральских заводов в годы войны



«Вести-Урал» начинают серию сюжетов о предприятиях, которые в годы войны были эвакуированы на Урал и работали на фронт. Первый материал посвящен компрессорному заводу. В 1941 году он быстро сменил профиль и вместо мирной продукции начал производить боевые машины.

Даже спустя 70 лет современная «Катюша» внушает страх. Это одна из знаменитых советских машин реактивной артиллерии. И немногие знают, что именно на Урале в годы Великой Отечественной выпускали это орудие борьбы с врагом. Промплощадкой стал завод «Дормаш» в поселке Компрессорный.

За 75 дней небольшой завод по производству дорожной техники превратился в крупное предприятие. И это несмотря на то, что цеха возвели наспех, и в первые дни войны за станки встали женщины и дети. Все мужчины - 350 жителей поселка - ушли на фронт. «Работали как приходилось, работали круглыми сутками, хотя была двухсменная работа. На втором этаже были установлены кровати, рабочие и работали, и урывали время, чтобы немного отдохнуть», - вспоминает труженица тыла Лидия Афонина.

Лидия Петровна работала на заводе с 14 лет. Ради фронта в сменах устраивали соревнования, кто больше сделает деталей. Победителей, чтобы в бригадах не упал дух, в голодные годы войны поощряли как могли. Помимо пайки хлеба на «Дормаше» выдавали талоны - раз в сутки лучшие работники имели право съесть тарелку супа в местной столовой. Летом от голода спасали лес и поле. «Косили всю траву и сушили, потом мололи и стряпали оладушки. Вот так вот жили», - рассказывает труженик тыла Виктор Мехонцев.

На жалобы времени не было. Здесь даже боялись подумать о том, что могло бы произойти, останься наша армия без «Катюш». Так что все детали для пусковых ракетных установок делали на совесть.

«Катюшу» на фронте полюбили за ее простоту. Чтобы научиться управлять этим орудием, бойцу хватало нескольких часов. И потом на головы немцев летела целая лавина снарядов, не оставляя ничего живого на огромной территории. Поэтому «Катюшу» берегли как могли, а если не удавалось выйти из окружения, машину уничтожали, чтобы она не досталась врагу.

«Катюши» на «Дормаше» производили до конца войны. 9 мая, когда была объявлена безоговорочная капитуляция фашисткой Германии, на заводе и плакали, и смеялись. Ведь это означало, что мучительные будни закончились. Позже в знак уважения ко всем труженикам тыла на площади предприятия установили памятник «Катюше», который до сих пор напоминает о трудовых подвигах тех, кто работал для фронта.

источник



«Вести-Урал» продолжают серию репортажей о заводах Урала в годы ВОВ



В конце 1941 года Верх-Исетский завод в кратчайшие сроки освоил выпуск ста новых марок стали – это было нужно, чтобы производить боеприпасы. «Вести-Урал» продолжают серию материалов о предприятиях Урала, которые в годы войны работали на фронт.

От старых цехов на ВИЗе остались разве что стены. Но даже глядя на них, Галина Егоровна вспоминает трудовые будни. Самым сложным был первый год войны. В 14 лет, преодолевая страх, худенькой девочкой она пошла работать крановщицей в цех мартена. «Жарко, пыльно, пить хотелось. Поставим чайник на блок, поднимем, выпьем несколько стаканов, я даже сейчас удивляюсь этому, а все равно жара», - вспоминает труженица тыла Галина Кислова.

Но делать было нечего. В первые недели войны завод быстро перепрофилировался на выпуск ста новых марок стали, до этого здесь делали трансформаторный металл.

Первую продукцию для фронта завод выпустил уже в декабре 1941 года. Это были элементы брони для самолетов и танков. Вообще, на протяжении всей войны с ВИЗа выходил металл, из которого делали снаряды, мины, гранаты и даже полевые телефоны. Визовская сталь поступала на свердловские предприятия по изготовлению боеприпасов. «Снаряд делали так точно, что после того как его сделали, его взвешивали, и он был точно по весу», - говорит ветеран Великой Отечественной войны Николай Власов.

Боеприпасы для фронта требовались каждую минуту. Визовцы это понимали, фраза «плавка без потерь» стала их главным лозунгом. Особо отличился в первые дни войны сталевар Нурулла Базетов. На его счету скоростные плавки.

Чуть позже рабочие места своих отцов-сталеваров, ушедших на борьбу с фашистом, заняли их сыновья-подростки и жены. «Восемь отработал, восемь отдохнул и снова заступаешь. В первые сутки, когда началась война, специалистов не хватало», - рассказывает председатель совета ветеранов завода «ВИЗ-Сталь» Вадим Фёдоров.

Но даже в такой ситуации они умудрялись снять напряжение: под гармошку пели частушки и верили, что война скоро закончится. А когда 9 мая объявили Победу, на заводе устроили танцы. Галина Егоровна на них не пошла, она отправилась в цех. Зная, как опасен и коварен враг, даже в великий день труженики тыла не остановили мартеновскую печь ни на минуту и продолжали плавить сталь.

источник