Татищев и де Геннин Опции

[перенос]

ким гордон

любопытную статеечку откопал в сети.

Правда и вымысел об открытии могилы Татищева

В преддверии Дня города Екатеринбурга в августе нынешнего года была организована экспедиция екатеринбургских школьников-кадетов при лицее № 135 на «поиски могилы Татищева». Сообщения об этом появились в газетах: «АИФ-Урал», №34; «Уральский характер» от 14 августа и др. Газета «Комсомольская правда» от 6 августа под рубрикой «Сенсация» огромными буквами сообщила: «Найдена могила Татищева» с подзаголовком: «Экспедиция уральцев с трудом смогла найти ее — полуразрушенную и всеми забытую».

Заявление о сенсации оказалось, мягко говоря, большим преувеличением. Все это не соответствует действительности. И я откликнулась, дав интервью газете «АИФ-Урал» (№38). Вызывает удивление, почему руководители экспедиции не обратились к тем лицам и организациям в Екатеринбурге, которым известно, что могила Татищева давно открыта. Известно, как к ней добраться. Тогда не пришлось бы блуждать «по лесам и болотам», да еще нанимать проводников. Участники экспедиции пошли «совсем другой дорогой», вместо простой и удобной в транспортном отношении (автотрасса Москва – Санкт-Петербург, остановка 74 км, поворот направо приводит к селу Болдино, где и расположена усадьба Татищева). В спешке было заявлено об «открытии могилы». Создается впечатление, что участники экспедиции не были в самой усадьбе с ее прекрасным парком и не заметили гранитную стелу, установленную на одной из аллей парка.

Между тем Свердловский областной краеведческий музей, сотрудники Свердловского областного архива и библиотеки имени Белинского регулярно устраивают выставки, посвященные Татищеву. Много сил и времени уделяют этой личности и Общество уральских краеведов, и Свердловский филиал Русского географического общества.

Каждые два года в апреле организуются Татищевские чтения, к началу которых публикуются тезисы, периодически выпускается сборник «Уральская старина». К слову, несколько лет назад на этих чтениях с докладом выступала Марианна Дмитриевна Татищева. Она рассказывала о своих предках, об усадьбе Болдино, о могиле Татищева.

В связи с этим я хотела бы поведать действительную историю открытия могилы Татищева. «Первооткрывателем» могилы был екатеринбуржец Е. В. Ястребов, географ и историк (в настоящее время проживает в Москве). В ту пору (середина 70-х гг.) он был доцентом Московского педагогического института. Но, открыв могилу-саркофаг на лесной окраине кладбища в селе Болдино, на Рождественском погосте (село и усадьба Болдино находятся в Солнечногорском районе Московской области, севернее Москвы), он сумел лишь частично снять мох, прочитать надпись «Татищев» и увидеть на боковой стене саркофага изображение маленького креста. Ястребов особенно не распространялся о своем открытии, правда, несколько фотографий он все же сделал.

Более десяти лет спустя, в 1985 г., на поиски могилы отправился московский ученый Георгий Зиновьевич Блюмин (сейчас профессор, доктор технических наук, автор книги «Юность Татищева», Лениздат, 1986). Могила-саркофаг была в ту пору действительно в плачевном состоянии. Через несколько дней после первого посещения могилы Татищева Блюмин привез на это место памятную доску и врыл ее в изголовье саркофага. Она сохранилась до сих пор. Кроме того, ученый очистил саркофаг, в результате на боковой стороне саркофага открылась длинная старинная надпись о Татищеве и его заслугах. Эта надпись, не найденная «экспедицией» школьников-кадетов, написана на старославянском языке, а ныне читается так: «Василий Никитич Татищев родился 1686 года... вступление в службу 1704 года..., генерал-бергмейстер заводов 1737 года. Тайный советник, и в том чину был в Оренбурге и в Астрахани губернатором. И в том чину ... в Болдино 1750 года скончался июля 15 дня».

А еще позже Блюмин договорился с мастерами Солнечногорской гранильной мастерской, и по его заказу была сделана и установлена (бескорыстно!) огромная гранитная плита. На этой плите выгравирована надпись: «Здесь в Болдино жил и творил Татищев В.Н. (1686 — 1750). Выдающийся русский ученый-историк, географ, этнограф, экономист, сподвижник Петра I, государственный деятель, основатель городов Свердловска и Перми».

Следует особо отметить, что могила Татищева, как и усадьба в селе Болдино (ХVIII век), доставшаяся Василию Никитичу при разделе наследства с братом в 20-е гг. XVIII в., являются историческими памятниками. По этому поводу были приняты постановление Верховного Совета СССР от 27 декабря 1991 г. и указ Президента РФ от 1995 г. Но на реализацию решений не было (и до сих пор нет) достаточных средств.

Однако работа в этом направлении продолжается, главным образом благодаря кипучей деятельности бескорыстного энтузиаста, кандидата исторических наук В.С. Астраханского. Он настойчиво пропагандирует идею восстановления усадьбы Татищева в Болдино и создания там мемориального музея Татищева. Пока ему удалось получить от администрации Солнечногорского района Московской области разрешение на передачу территории усадьбы в аренду на несколько лет.

Благодаря деятельности В.С. Астраханского еще в 1992 г. учрежден «Общественный благотворительный фонд финансово-технической поддержки по восстановлению усадьбы в селе Болдино», а в 2000 г. «Фонд восстановления усадьбы в с. Болдино» был учрежден Марианной Дмитриевной Татищевой, также бескорыстным энтузиастом, дальним потомком В.Н. Татищева. Еще один фонд основан недавно Международным Демидовским фондом под руководством исполнительного директора B.C. Мелентьева.

С 1997 г. ежегодно 15 июля на Рождественском погосте у могилы Татищева (она расположена почти рядом с цоколем разрушенной кладбищенской церкви) собираются почитатели великого деятеля, приводят могилу в порядок, приносят цветы.

Так было и в нынешнем году. Поэтому непонятно, как через 2–3 недели после этого «вновь открытая» школьниками могила оказалась «в столь плачевном состоянии», как они рассказывают. Но школьники сделали и доброе дело: привезли с могилы немного земли, которая в капсуле в День города была помещена в часовне Святой Екатерины.

Благодаря почитателям и устроителям усадьбы Болдино, а также при большой поддержке администрации г. Солнечногорска в лице главы города В.Н. Попова в сентябре 2003 г. перед зданием местного краеведческого музея установлен памятник В.Н. Татищеву — бюст на гранитной полированной колонне (высота памятника более 2 м, скульптор — Олег Романович Фашаян). В самом музее открыт зал Татищева. При содействии В.С. Астраханского и сотрудников Уральского геологического музея, а также автора данной статьи еще два года назад в Москву была отправлена коллекция горных пород и минералов, которые были известны в свое время В.Н. Татищеву (например, горный хрусталь с г. Хрустальной, асбест — «аммиант» — шелковый камень из Асбеста, мрамор из Мраморского и др.). Книги, статьи, карты также присланы из Екатеринбурга.

Имя Татищева увековечено в названиях нескольких населенных пунктов в Оренбургской, Самарской, Саратовской областях. В Екатеринбурге учреждена премия имени Татищева и де Геннина, премия Татищева учреждена также и в Москве.

Не так давно Планетарный центр (Смитсоновская астрофизическая обсерватория, США) присвоил наименование «Татищев» малой планете № 4235, открытой сотрудником Крымской обсерватории. Балтийские военные моряки служат на судне «Василий Татищев» (этого добились жители г. Тольятти). В Тольятти, Астрахани, Екатеринбурге есть улицы Татищева. В Екатеринбурге, Тольятти, а теперь и в Солнечногорске установлены памятники в честь Татищева.

С гордостью хочу также отметить, что благодаря инициативе Свердловского филиала Русского географического общества, при поддержке Уральского общества краеведов и при содействии Свердловской областной думы после многолетней переписки с Москвой в марте 2000 г. появилось постановление правительства РФ о присвоении одной из вершин Уктусских гор названия «Гора Татищева».


Н.П. Архипова,
почетный член Русского географического общества,
кандидат географических наук, краевед


P.S. На последнем в этом году заседании Уральского общества краеведов 20 ноября выяснилось, что могилу Татищева посещали и до Г.З. Блюмина. Так, в 1982 г. могилу посетил Н.И. Лысков, а в 1983 он побывал там вместе с В.М. Мальковым. Оба — краеведы из Екатеринбурга. Они составили глазомерный план территории усадьбы Болдино и месторасположения могилы Татищева. К тому же Лысков снял озвученный слайд-фильм, который демонстрировался на IV Татищевских чтениях в апреле 2002 г.


На фото:


Гранитная стела в приусадебном парке Болдино.


В.С. Астраханский у памятника в Солнечногорске.


Могила В.Н. Татищева (снимок 1985 г).

http://www.uran.ru/gazetanu/2003/12/nu28/w...7_28_122003.htm

одна поправочка: скульптор Роман Олегович Фашаян (а не Олег Романович).

[ArtOleg]

СЛОВО ОБ ОСНОВАТЕЛЕ ЕКАТЕРИНБУРГА ГЕНЕРАЛЕ ВИЛЛИМЕ ИВАНОВИЧЕ ГЕННИНЕ.

В.А. Винер, С.И.Ворошилин



Читающему возможно покажется странным, что основателем Екатеринбурга в заголовке назван не В.Н.Татищев, как и этому многие уже привыкли, и даже уверены, что и город должен бы носить его имя. Но, увы, В.Н.Татищев является лишь одним из нескольких основателей города. К числу основателей должны быть причислены и управляющий Уктусским заводом, первый на Урале, еще до Татищева Главный горный начальник казенных заводов Бурцев, который первым предлагал построить новый завод на р. Исети, и плотинный мастер Клеопин, который непосредственно выбрал место для строительства будущего завода. Но все же главный вклад в создание города внес генерал В.И. Геннин, который не только начал очистку территории под будущую стройку без разрешения на то, как Татищев, но добился разрешения на строительство, полностью выстроил завод и крепость, а главное добился утверждения вновь основанного города, что, как будет показано далее, было не просто. К сожалению, имя Генина в течение последних 100 лет искусственно затенялось именем Татищева, что было связано с желанием подчеркнуть, что город основан не "немцем" Генниным, а "русским" Татищевым. Это было отражением многолетней борьбы с "немецким засильем", с которым многие годы шла в России борьба. И Генин оказался несправедливой жертвой этой борьбы. Сегодня время воздать ему то, что он заслужил.
Итак, Георг Вильгельм Геннинг, или Виллим Иванович Геннин, как он себя называл обычно в России в документах, и как его звали в России в обиходе, родился в 11(21) октября 1665 году в городке Нассау-Зиген, в Германии. Часто его называют голландцем, путая его с другим Генниным, служившим в России, но родившимся в Антверпене. Следует заметить, что он был ровно на двадцать один год старше Татищева, хотя оба они умерли в один год, в 1750 году. В 1698 году во время знаменитого "великого посольства" Петра 1 в Европу Геннин оказался приглашенным Петром в Россию в качестве артиллериста, и начинает службу в качестве фейерверкера, т.е. командира батареи. С тех пор он лишь дважды на короткое время посетил Германию и все последующие 52 года своей жизни он отдал России. Служил он хорошо и быстро повышался в чинах: в 1700 году - поручик, в 1708 капитан, в 1706 - майор, в 1710 - подполковник, в 1716 - полковник. Он отличился, как артиллерист и инженер-форти-фикатор при взятии Выборга и Кексгольма, а также при Гангуте. Здесь судьба свела его с могущественными людьми из окружения Петра Первого - генерал-адмиралом Апраксинным, главным кораблестроителем, и графом Брюсом - будущим руководителем Берг-коллегии.
В 1712 году началась его карьера инженера. Он достраивал Литейный двор и Пороховые заводы в Санкт-Петер6урге. После этого он был назначен Олонецким комендантом и начальником Петровских, Повенецких, Конгеозерских заводов, где оставался в этой должности в течение 10 лет.
Олонецкие заводы представляли целый комбинат предприятий, включавших мощный металлургический Петровский Завод (современный Петрозаводск), заводы по производству пушек, ядер, якорей, большую верфь в Повенце, медный завод. Генниным были восстановлены запущенные старые заводы, построены новые, налажено производство ружей, проволоки, холодного оружия. А после годовой поездки по Германии, Франции, Голландии и Англии он по-видимому впервые в России вводит на своих заводах машинное производство. Между делом он открывает минеральные воды около Олонецких заводов и создает первый в России курорт, функционирующий и в наши дни. В Олонце он впервые создал школу.
В 1719 году Петр учредил Берг-коллегию и отправил Геннина в загранкомандировку для обозрения тамошних горных заводов, составления планов и моделей. Геннин не только обозрел, но и сумел внедрить увиденные им машины, привез в Россию 16 мастеров. В марте 1722 он был произведен в генерал-майоры, и с этого времени в его жизни происходят огромные перемены.
В апреле 1722 года он был направлен на Урал, где ему было поручено разобрать конфликт между Татищевым и Акинфием Демидовыми, который возник в 1721 году во время первого приезда Татищева на Урал. Как известно, приехав тогда в Уктус с крупнейшим тогда специалистом по горному делу Блиером, который занимался таковым уже около 20 лет и неоднократно бывал на Урале ранее, Татищев самостоятельно начал попытку строительства нового завода на Исети. Но на свое обращение в Берг-коллегию он получил запрет на продолжение строительства и вынужден был его прекратить. А возникший спор с Демидовыми привел к отзыву его в Петербург и возбуждению судебного расследования.
Геннин, с одной стороны, имел указание разобраться в этом деле, а, с другой стороны, он направлялся ?для исправления железных и медных заводов", т.е. для того же дела, каким он уже 10 лет занимался успешно на Олонецких заводах и с которым не справился в своей первой поездке на Урал Татищев. Геннин очень серьезно и умело подходил к делу. Он запасся обстоятельной "инструкцией" от Берг-коллегии и от Императора, которую сам и составил. Инструкция должна была очевидно подстраховать его в последующей деятельности и обеспечить необходимыми полномочиями. Он решил спор Татищева в пользу последнего и поддержал идею строительства завода на реке Исети.
Уже в феврале 1723 года он получил разрешение на начало строительства. а в марте получил первые 10 000 рублей на проведение работ, после чего с размахом начал строительство. Он вызвал 2 батальона Тобольского полка (генерал это мог, но вряд ли удалось бы это капитану) для строительства крепости вокруг завода. А все окрестные крестьяне были привлечены к строительству самого завода. Само строительство было начало в марте, а уже в июне была получена первая продукция в цехах, не требовавших энергии воды. В сентябре река Исеть была перекрыта плотиной, а 7 (18) ноября завод был пущен полностью.
Но самой трудной проблемой было по-видимому не строительство, а утверждение его. Здесь были какие-то большие трудности. Трижды писал Геннин письма Петру, но не получал ответа. Почему-то это Геннина чрезвычайно волнует. На это указывает то, каким путем Геннин добивается утверждения. В июне 1723 года он отправил более 8 писем на эту тему, в том числе самому Петру, Екатерине, секретарю и денщику Петра, двум фрейлинам Екатерины (одна из них была сестрой всесильного Меншикова), Брюсу, Апраксину и прочим (сколько было прочих, осталось неизвестным). Одновременно Императорской чете было послано медное блюдо, изготовленное из первой меди, полученной на новом заводе. На этом-то блюде и было упомянуто впервые название нового завода - Катеринъ Бурхъ. В письме Императрице было указано, что завод назван во славу имени ее (но не в честь нее). После такого могучего залпа нужный результат был получен. Пришли письма, одобряющие и факт строительства, и новое название, хотя оно и было дано Генниным "до Указа", и была обещана присылка Указа. Непонятно, был ли все же Указ. Во всяком случае в Тобольск Геннин прислал копию не Указа, а тех писем, которые он получил от Царя и Царицы.
После этого Геннин провел в Екатеринбургском заводе, как стал в дальнейшем именоваться Катеринъ Бурхъ целых 12 леть (следует заметить, что за все свои приезды Татищев провел здесь лишь 4 года). В новый завод был переведен Сибирский Обербергамт. Выла создана уникальная система управления всей горно-металлургической промышленностью Сибири (и Урала), казенной и частной. Система просуществовала без изменений до 1861 года, а практически до наших дней. Геннин был сторонник административной системы и противник приватизации. Всего им было построено на Урале 9 новых заводов, в том числе Ягошихинский, превращенный впоследствии в город Пермь.
Он оказался свидетелем восшествия на престол всех, кто был после Петра? Каждый раз при новой коронации он надеялся испросить перевод на службу в столицу, но каждый раз получал новые награды за успешную службу и должен был вновь возвращаться в Екатеринбург. В 1727 году от имени Петра Второго ему было присвоено звание генерал-лейтенанта (В.Н. Татищев эквивалентное воинское звание генерал-поручика и соответствующий ему чин тайного советника получил лишь в 1739 году). В 1731 году грозная Анна Иоановна пожаловала генералу Геннину знаки ордена Александра Невского и снова послала его служить на Урал. С этого времени он стал именовать себя де-Генниным. Следует иметь в виду, что тогда орден Александра Невского был единственным орденом, кроме придворного ордена Андрея Первозванного. И лишь в 1734 году он был заменен в Сибирском обербергамте В.Н. Татищевым, который, впрочем оставался тут всего лишь в течение 3 лет, после чего был переведен в Оренбургскую экспедицию.
Последние 16 лет жизни, до самой смерти в возрасте 74 лет Гениин служил членом военной коллегии и начальником оружейных заводов, имевшим единственным среди членов коллегии право доклада непосредственно Императрице. Его должность можно сравнить с должностью начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ). За это время он внес важный вклад в реорганизацию таких крупнейших оружейных заводов - Тульского и Сестрорецкого. Умер он 12 апреля 1750 года, оставив двух сыновей. Потомки Генина остались в России и обрусели (однако, род его пресекся уже в начале прошлого века). Да и сам Виллим Иванович всю жизнь говорил и писал по русски, хотя и не без акцента.
Если кратко подвести итоги богатой деятельности Вилима Ивановича на благо России, то они сводятся к созданию Российской горной и металлургической и оружейной промышленности, к созданию системы управления всем комплексом предприятий, занятых в этих областях. Он оставил объемистый фолиант: " Описание Сибирских заводов", переизданный в 1937 году. Книга включает содержательные описания заводов, природного их окружения, геологическую характеристику мест, множество чертежей и описаний технологии XVIII века. Незаслуженно забыт этот человек.
Ну а как же В. Н. Татищев? А какой же он вклад внес, по сравнению с Генниным? Его вклад тоже велик. Он основал Оренбург и Орск. Но главный его вклад в жизнь страны - это его участие в создании русской истории. И этот его вклад уникален. Как администратор он оказался менее удачлив. Успешной карьере мешала излишняя самоуверенность. В результате он 4 раза смещался с должности и трижды привлекался к судебной ответственности. У него явно не было того умения, бюрократического опыта, которые обнаруживал Геннин. Да и связей таких, как у Геннина, который знал лично и Императора с Императрицей и многих лиц из их окружения, у Татищева не было.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Штрихи к историческому портрету Г.В. де-Геннина

Андрей Валентинович Шандра

Текст взят из сборника - Известия Уральского государственного университета, №9. 1998 год.
Специальный номер журнала посвящён 275-летию города и приурочен к международной конференции
Екатеринбург: вчера, сегодня, завтра



В современных исторических исследованиях прослеживается отход от объективистских трактовок законов общества. Активно предпринимаются попытки дополнительного изучения и оценки роли многих видных деятелей исторического прошлого, внесших существенный вклад в дело экономического развития России. Одной из таких личностей, чья многогранная деятельность явно нуждается в более углубленном анализе и осмыслении, является Георг Вильгельм де-Геннин, именовавшийся в России Вилимом Ивановичем.

Целостный исторический портрет этого выдающегося знатока горного и металлургического дела, основателя более десятка российских казенных горнопромышленных предприятий, человека, стоявшего у истоков зарождения города Екатеринбурга, в отечественной историографии пока не воссоздан. Отдельные характеристики В.И. Геннина как квалифицированного специалиста: талантливого администратора и организатора производства, искусного инженера — фрагментарно присутствуют в исторической литературе. На те его качества, которые выходят за рамки сугубо профессионально-деловых, специально внимания до сих пор не обращалось. Сегодня очевидно, что исторический деятель не только оптимальным образом воплощает интересы, «социальные заказы» определенных слоев общества, но и оказывает влияние на ход истории как неповторимая человеческая индивидуальность. Это придает особую значимость всем его индивидуально-личностным качествам и особенностям, включая мировоззренческие позиции, черты характера, религиозные установки. Именно эти штрихи исторического портрета В.И. Геннина и попытаемся обрисовать. В.И. Геннин был призван на российскую службу из Голландии во время пребывания там «великого посольства из Московии». Вероятно на этом основании Геннин в большинстве исторических произведений называется голландцем. В действительности он имел немецкие этнические корни и являлся саксонцем по происхождению. В собственноручно написанном Генниным в 1697 году прошении о приеме на службу в Россию говорится: «Его превосходительствам высокошляхетным Господам послам чрезвычайным великого Московского посольства в здешней земле. Объявляет во всей покорности Юрья Вилим Де-геннин, родом из Га-нова...» [1]

В этом документе Геннин сам «объявляет», что родился в Нижней Саксонии — старинной области проживания саксов по нижнему течению Эльбы и Вердера. В XVI — XVII веках за этим регионом стало закрепляться название Ганновер, в отличие от Саксонии Верхней, которая стала именоваться просто Саксонией. Однако в окончательном виде новое название области и ее одноименной столицы установилось не сразу. В своих письмах и масштабном теоретическом труде, получившем при публикации заглавие «Описание уральских и сибирских заводов», Геннин именует данную область Гановерия (с одним «н»), а столицу в процитированном прошении — Ганов.

Саксонские корни Геннина подтверждаются и другими документами. В частности, в рапорте в Кабинет Петра I, отправленном с Урала в 1723 году, Геннин сообщает: «... плавил здесь на Уктусском заводе (медь — прим. автора), по нашему саксонскому манеру...» [2]

Мы затронули проблему национального происхождения Геннина с целью обнаружения истоков наличия у него таких ярко выраженных черт, как прагматизм, пунктуальность, расчетливость, бережливость, которые будут проиллюстрированы ниже. Известно, что подобные характерные черты исторически присущи представителям именно немецкого этноса.

Отсутствие источников не позволяет нам точно определить, в каком возрасте Геннин переехал из Нижней Саксонии в Голландию. С высокой долей вероятности можно предположить, что до приезда в Россию Геннин провел в Голландии достаточно длительное время, ибо свободно владел голландским языком, имел там солидных рекомендателей.

Объективные реалии Голландии, образцово капиталистической страны, в которой уже в начале XVII века были полностью ликвидированы феодальные отношения, несомненно, нашли отражение в менталитете Геннина.

Этой ментальности суждено было претерпеть существенные изменения после того, как Геннин, приехав в Россию, окунулся в принципиально иную атмосферу: крепостнические отношения переживали здесь стадию своего расцвета и пронизывали все сферы общественной жизни.

Отметим, что Геннин прибыл служить в «Московию» достаточно молодым человеком, двадцати одного года от роду. Он был в том возрасте, когда уже сформировались мировоззренческие установки, но в тоже время этот возраст располагал к их пересмотру и корректировке. И под воздействием российской действительности такая корректировка в сознании Геннина явно осуществилась. Не будем прослеживать всю эволюцию мировоззренческих взглядов Геннина, а представим ее результаты.

Известно, что Геннин имел дворянское происхождение. Однако, судя по строкам его писем генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину, семья Геннина не отличалась особой знатностью и материальным преуспеванием. Обращаясь к своему начальнику с просьбой об отпуске для свидания с отцом, Геннин пишет: «И поехал я от него скуден, а ныне по милости Царского Величества и Вашего Сиятельства я научен и выведен человеком знатным» [3]. В другом послании Ф.М. Апраксину Геннин вновь подчеркивает, что именно в России он обрел солидное общественное положение: «Я тебе век должен, ты меня из Шлюссельбурга выручил, потом сделал человеком...» [4]. В конце прошения о приеме в российскую службу Геннин четко сформулировал основной мотив своего намерения «к Москве ехать»: «...прошу покорно, дабы за пристойное жалованье меня изволили приказать принять» [5]. Если в Голландии дворянство после буржуазной революции утратило свои политические и экономические позиции, то в нашем Отечестве в XVIII веке оно еще безраздельно господствовало во всех сферах общественной жизни. И Геннин, влившись в ряды класса — сословия, давшего ему в России привилегированное социальное положение и материальное благополучие, на удивление полно воспринял и впитал его идеологические постулаты и установки.

В письмах и личных записях Геннина встречаются критические замечания в отношении отдельных сторон российской действительности. Например, обеспокоенность масштабами злоупотреблений, допускаемых представителями местной воеводской администрации. Но нигде не содержится мысли о принципиальном несогласии с процветавшим в России крепостным правом и неодобрении его как общественного института.

Геннин полностью принял практиковавшуюся в петровскую эпоху крепостническую систему организации промышленности. Хотя заметим, что он не был противником параллельного использования и вольнонаемного труда.

Любое проявление социального протеста со стороны рядовых тружеников Геннин считал недопустимым и стремился в корне его пресекать.

Геннин принял существовавшую в России практику отношений не только по вертикали — вниз от себя, но и вверх. Показательной в этой связи является следующая деталь. Свои послания Петру I Геннин, как правило, заканчивает словами: «Вашего Величества нижайший раб». Подобное свидетельствование подданнических отношений, отражавшее реальное положение российского дворянства по отношению к господарю, начало культивироваться еще со времен Ивана III («я езьм холоп твой») и к XVIII веку стало своеобразным штампом. Для русского дворянина, исторически выросшего в системе отношений подданства, подобная формулировка выглядела естественной и была общепринятой. Однако для представителя

западноевропейского дворянства, традиционно воспитанного на базе принципиально иной системы отношений — вассалитета, выражение уважения и преданности своему сюзерену посредством признания, пусть даже чисто декларативного, рабской зависимости неприемлемо категорически.

Анализ писем свидетельствует, что Геннин начинает «примерять» на себя этот термин не сразу после приезда в Россию, а после пребывания в ней около Десяти лет. Вероятно, постепенно он все более осознавал себя частью именно российского дворянского сословия. Примечательно, что влияние Геннина, саксонца по происхождению, существенно снизилось в период правления Анны Иоановны, когда в России в общегосударственном масштабе наблюдалось немецкое засилье. Можно предположить, что представители нахлынувшей новой немецкой волны считали Геннина уже обрусевшим.

Геннин охотно воспринял и активно проводил в жизнь идеологию российского абсолютизма. Как известно, российская монархия в стадии абсолютизма пыталась создать иллюзию своей надклассовости, сопровождая формулировкой «общий интерес и благо всеобщее» учреждение даже таких институтов, призванных служить исключительно укреплению власти дворянства, как институт фискалов. Геннин в духе этой .традиции также не упускал случая подчеркнуть, что он неустанно радеет о государственных, общенародных, а не узкосословных и тем более личных интересах. Вот как Вилим Иванович в письмах к Ф.М. Апраксину мотивирует необходимость приписки к заводам новых деревень: «Я прошу милосердной мой Батюшко, для Бога и для народа, вели

мне весь уезд вручить...» [6] или «прошу... не меня ради, но для лучшаго Его Царского Величества интереса и Вашего Сиятельства и для народа, прикажите прибавить сюда в работу ближний уезд Каргапольской или Белозерской» [7].

В действительности Геннин свято оберегал незыблемость устоев системы, позволившей ему из фейерверкеров (первое унтер-офицерское звание, полученное им в России) стать «Благородным Господином Генерал-Мойором» (так обращалась к Вилиму Ивановичу в письмах императрица Екатерина). Охранительное дворянское мировоззрение Геннина можно проиллюстрировать фрагментом его указа, изданного в качестве начальника Сибирского обербергамта. Получив от секретаря Ловзина донос о том, что фурмовый мастер Дейхман сказал бергместерскому переводчику Грачеву нечто, что «в городех... кроме главных однех командиров ведать не-велено», Геннин «яко главный здесь командир» немедленно «приговором определил»: «А чтоб впредь кто о чем каково сумнительное и важное донести имеет дабы они нигде и никому о том не объявляя и не разглашая доносили генералу маэору в самой скорости... А другим подчиненным правителям о том от них доносителей не токмо выспрашивать обстоятельно но и мало о том не спрашивать под жестоким истязанием дабы того не разгласить но сколько возможно искоренить оцое зло образом тайным» [8].

Показателен и такой эпизод. Попавший на Урал служилый человек серб Дмитрий Милутинович на многолюдном обеде у Геннина обронил: никогда в России законов не было, а сплошное тиранство. Геннин в ответ лично выбил из-под него ногой стул [9].

Что определенно не претерпело изменений в мировоззрении Геннина, так это его религиозные взгляды. До конца жизни он стойко придерживался лютеранского вероисповедания и в последние годы своего пребывания на Урале даже содержал на собственные доходы лютеранского пастора.

Свое служебное кредо В. И. Геннин четко сформулировал в одном из писем к графу Ф.М. Апраксину: «Прошу у Вашей Государь милости, ежели еще Бог мне велит жить, возможность мне от заводских работ честь и повышение чина себе нажить? Я по милости твоей отеческой здесь сыт; однакож всякой человек ищет себе чести и повышения чина; за что мы на свете служим» [10]. И Вилим Иванович настойчиво шел к достижению поставленной цели. Однако в отличие от многих других российских правительственных администраторов XVIII века, не гнушавшихся любыми средствами в продвижении по служебной лестнице, Геннин достаточно честно заслуживал свои чины, оправдывая их присвоение исключительной исполнительностью и подкрепляя множеством полезных практических начинаний.

Анализ деятельности Геннина позволяет выявить такую явно присущую ему черту, как прагматизм. В своих поступках и решениях Геннин последовательно руководствовался принципом утилитаризма, состоящим в оценке различных явлений с точки зрения их практической полезности, возможности служить средством для достижения поставленной цели. Например, вскоре после приезда на Урал для привлечения к обслуживанию казенных заводов местных «навычных» к горному делу мужиков он запретил им промышлять кустарным изготовлением и продажей железа. «А мужикам в малых печах крицы делать запрещу... и чтоб впредь могли кормится, велел им вместо кричной работы железную руду копать и нам к заводам продавать по указанной цене», — сообщал он Петру I в ноябре 1722 года [11]. Однако Геннин не был принципиальным противником мелкого частного предпринимательства, напротив, способствовал его развитию даже в среде постоянных заводских кадров, но при непременном условии, что от этого будет выгода «государеву интересу». В частности, в одном из указов он охотно разрешает катному мастеру Уктусского завода Василию Казанцову «строение мельницы... на свои кошты, лес рубить сколькое ему и какого понадобица во близости где ему способнее понеже от оной мельницы будет способ немалой... когда при заводе бывает умаление воды тогда понадобица молоть и казенной провиант в чем в деле близости в подвозе прибыль будет» [12].

Расчетливость и экономность — качества, которые Геннин демонстрировал с неизменным постоянством, порой даже в мелочах.

Приехав на Урал, он столкнулся с практиковавшимся на местных заводах крайне вольным обращением заводских служителей с казенными припасами и денежными средствами. Подобной практике генерал-майор настойчиво стремился положить конец. Проиллюстрируем это фрагментами его указов: «... а неже впредь... ничего и никому к себе в дом не брать будто за деньги, но покупать оные припасы от целовальников... и в приход записывать...» [13] «Усмотрел я что здешний мельник имеет при себе ящик в который кладуца деньги которые он сбирает за молотые хлеба, отчего может в интересе е.и.в. быть ущербу ибо может быть что иным и безденежно мелет... того ради велеть оной ящик содержать где пристойнее при надзирательской конторе и записывать что будут оные деньги в приход...» [14] «Усмотрел я что отдается из анбара молотовым мастерам жестяных и крышечных досок обрески и понеже оное есть вредительно заводскому интересу того ради для лутчей прибыли велеть из обресков вырезывать полоски которые употреблять в продажу на оковку ларцов...» [15] «Объявить всем вощикам которые с заводов железо возят... чтоб они в проезде имеющихся по дороге сен казенных не брали, а ежели еще сено воровать будут то за него доправлено ж будет с них со всех вдвое против настоящего...» [16]

Геннин стремился привнести в дела, которыми занимался, точность и пунктуальность. Он активно внедрял на уральских заводах систему строгого учета материальных средств и людских ресурсов. С этой целью настойчиво требовал от своих подчиненных периодического представления развернутых отчетных ведомостей. Так, в указе шихтмейстеру Титову Геннин предписывает: «... ныне вновь учинить о всех казенных заводах о каждом порознь обстоятельные ведомости... с описанием наличной денежной казны и припасов и каждой фабрики с мерою при них инструментов, управителей и приказных служителей, и мастеровых людей каждого поимянно» [17].

Именно Геннин на основе постановки возможно точного учета затрат, объема выпускаемой продукции, нормирования всех сторон производства первым ввел на российских горных заводах практику калькуляции. Интересно, что ее схема, лично разработанная Генниным, в основных чертах соответствует современным принципам калькулирования.

Являясь человеком прагматичным и расчетливым, Геннин в то же время не был лишен принципиальности и понятия чести. В этом отношении показательна позиция, продемонстрированная им во время расследования жалобы, поданной Н.Демидовым на В.Татищева. Проведение следствия было поручено Геннину лично царем.

Геннин осознавал, что Демидовы находятся в фаворе у самого Петра, а также у графа Ф. М. Апраксина, расположением к себе которого Вилим Иванович очень дорожил. Геннин прекрасно понимал, что решение конфликта не в пользу Демидовых вызовет у Ф.М. Апраксина неудовольствие и раздражение и, вероятно, скажется на отношении к нему графа. Этими опасениями Геннин делился с кабинет-секретарем Петра I A.B. Макаровым, высказывая предположение, что если Апраксин узнает о нежелательном вердикте, то решит: «Бедного Демидова ты обвинил, а Татищева взятки утаил. И в то время государь велит меня судить и расстрелять по достоинству» [18].

Однако при всем этом Геннин провел расследование принципиально и достаточно объективно. Сначала он отказал Демидову в просьбе «замять» дело и способствовать его примирению с Татищевым. А затем, тщательно уяснив обстоятельства разбираемой ссоры, вынес приговор, оправдывающий Татищева.

Апраксин, которого Вилим Иванович называл «вторым отцом», естественно, остался недоволен подобным результатом следствия и на два года прекратил с Генниным переписку, чем очень его опечалил.

Отметим, что Геннин не испытывал особых симпатий к Татищеву как человеку, но не позволял себе допускать предвзятого отношения к нему как специалисту. Геннин неоднократно направлял в Кабинет Петра I просьбы о разрешении Татищеву заниматься заводскими делами до вынесения вердикта по жалобе Демидова. При этом он подчеркивал: «...я оного Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги или б чьей ради прозбы. Я и сам ево рожи калмыцкой не люблю, но видя ево в деле права и к строению заводов смышлена, разсудительна и прилежна» [19].

Следуя принципу неуклонного соблюдения «государеву интересу», не побоялся Геннин и возможных последствий обострения отношений с такими влиятельными на Урале людьми, как бароны Строгановы.

Получив доношение от «рудного приишика» Михея Петрова о том, что приказчик Строгановых Демид Колупаев в нарушение Берг-привилегии «за прииск руд (в строгановских латифундиях — прим. автора) его рудосыщика бил дубьем и плетьми и угрожал смертным убийством», Геннин произвел «розыск дела». Зная, что бароны Строгановы приятели Петру I и непременно пожалуются императору, Вилим Иванович тем не менее очень сурово «онаго Колупаева штрафовал»: «бив кнутом на площади и отрезав ноздри, послал в вечную каторжную работу... дабы на него смотря и другие так не дерзали... и в горных делах помешательства и остановки не было» [20]. Сообщая об этом факте Петру I, Геннин писал, что «я так жестко поступил и для Тебя и для всею Государства и впредь с такими бездельниками... буду... поступать как Ваши Указы повелевают» [21]. Заметим, что впоследствии у Геннина установились достаточно приязненные отношения с Демидовыми и Строгановыми.

Д.Н. Мамин-Сибиряк в историческом очерке «Город Екатеринбург» дал следующую характеристику Геннину: «Этот генерал был редким птенцом орлиного петровского гнезда — деятельный, преданный и в высшей степени честный» [22]. Действительно, последнее качество выгодно отличало Геннина от большинства представителей местной правительственной администрации. Воровство и взяточничество в управленческой среде получили в петровское время очень широкое распространение. Честного управителя на Урале, по словам Геннина, «надобно было в день с фонарем искать».

Сам Вилим Иванович в доношени-ях с Урала Петру I неоднократно подчеркивал: «...я не желаю мирским потом кормиться или корысти от твоего строения искать» [23]. Или: «...наживать приносами не хочу... они (чиновники в Берг-коллегии — прим. автора) думают, что здесь без жалованья по воеводски жить можно, токмо я того делать не умею» [24].

Конечно, делать выводы о честности Геннина, основываясь на его собственных реляциях, было бы не совсем обоснованно. Однако позиция, представленная им в процитированных документах, подкреплялась практически. Перед самым приездом Геннина на Урал кунгурская администрация по традиции начала производить незаконный сбор денег с населения в подарок приезжающему начальнику заводов. По этому поводу Геннин издал указ от 16 октября 1722 года, в котором говорилось: «ежели... кто учнет неуказные излишние сборы... раскладывать и сбирать, будто бы мне, генерал-маэору... в поднос, называя в почесть, и по таким запросам ничего не давать... понеже те собранные с миру деньги и протчее не токмо мне не потребны, но и другим при мне обретающимся под великим страхом брать запрещено» [25].

Не будем идеализировать генерал-майора и представлять его в виде некого бессребреника. Но все же источники свидетельствуют о его чистоплотности даже в, казалось бы, несущественных вещах. Например, в ряде посланий Петру I Вилим Иванович просит письменного подтверждения разрешения брать из местных запасов фураж для своих лошадей, хотя в устной форме такое разрешение император ему уже дал при отправке на Урал.

Стараясь не позволять себе «воеводских вольностей», Геннин настойчиво боролся с «плутовствами» и в среде своих подчиненных. Например, в отправленном в 1723 году в Кабинет Петра I рапорте Геннин докладывал: «Понеже на здешних земских и подчиненных комисаров и судей, которые определены на заводы от крестьян многое челобитье в лихоимстве и нападках является... из оных иные уже с пристрастием в застенке распраши-ваны, винились, и взятое с народу, с них мужикам паки возвращено... А ежели здес над ними экземпля не учинить, то они не имея страха и впред оного чинить не перестанут» [26]. Или в инструкции Геннина кондуктору Игнатию Юдину говорится: «...а учнешь приход и расход денежной казны и материалов иметь неизсправно или подрежать с передачею, исполняя свои прихоти, или с кого взятки имать и в том будеш обличен и за то имеешь быть штрафован, чего по указу будет достойно» [27].

Геннин стремился искоренить злоупотребления не только в начальствующих заводских кругах, но и среди низших слоев обслуживающего заводы персонала: «...на заводах где бывает денежная дача чтоб ни у кого пропажи отнедь не было понеже сколько есть известно оные плутовство знатно что чинится от подьячих и от счетчиков, а больше они обидят тех мастеровых людей и крестьян которые не умеют считать деньги и счету в них не знают...» [28]

Стоит остановиться еще на таких особенностях характера Геннина, в определенной мере объясняющих то рвение и настойчивость, с которыми он добивался выполнения поставленных задач, как самолюбие и некоторое тщеславие. По мнению автора, наличие этих черт не только не мешало генерал-майору в его деятельности, но, напротив, способствовало ее успеху. Ибо удовлетворял он их не закулисными интригами, а достижением весомых практических результатов.

Как уже отмечалось, Вилим Иванович был во многом типичным представителем своего класса-сословия, своей эпохи. А эпоха эта имела свои традиции и особенности. Одной из таких характерных черт петровского времени являлась бытующая в дворянской среде манера максимально рекламировать, преувеличивать и преук-рашивать свои достоинства и заслуги, а затем без лишней скромности просить, а порой и требовать у своих начальников всяческих за это поощрений. Причем данное занятие считалось вполне естественным и незазорным. Следовал подобной традиции и Геннин. С гордостью сообщая своим московским, а затем петербургским покровителям о достигнутых успехах, генерал-майор не забывал при этом добавлять: «Пожалуй милостивый мой государь не положи в забвение моего трудишку» [29]. Любил Вилим Иванович, когда заслуги его отмечались не только морально, но и материально, о чем без обиняков писал тому же Ф.М. Апраксину: «Хотя иной мне скажет:

«Трудливец Геннин», а что та хваль-ба без денег? французския песни при голоде» [30].

Однако устной похвалой Петра I Геннин дорожил не меньше подарков, и она являлась для него очень существенным стимулом: «Октября в день получил я дубликаты с писем Его и Ея Императорских величеств... Истинно сердце радуется при трудах и работах, такую видя милость, а наипаче мне; и похожу на французов, хотя денег нет в мошне, а указа об жаловании моем и фураже, что мне здесь взять не получил, а веселюся и песни пою с милостливыми грамотками» [31]. Вилим Иванович всеми силами старался поддерживать высокое мнение о себе русского самодержца. Он понимал, что достигать этого нужно не лестью, а результатами практической деятельности, четким выполнением петровских наказов: «А я ныне вижу: кто льстит и лисовым хвостом может угодить, тот богат и в покое живет, хотя государь его не любит и его не знает и с ним мало говорит...» [32]

Анализ писем Геннина императору свидетельствует, что, настойчиво ища поддержки Петра I, стараясь угождать государю, он не ронял при этом собственного достоинства. Подобная позиция Геннина объясняется тем, что он четко осознавал свое место и свою значимость в деле петровских преобразований: «...я знаю, что в оных нужнейших Государевых делах... и в практике в строении, и чтоб так узнать Государево намерение и Ему мог бы в том угодить, как я; или чтоб таким истинным сердцем радел, я чаю долго сыскивать, и много времени в том пройдет, покамест такой человек сыщется, а и выискавшись привыкнет, и службу свою действительно покажет нескоро» [33]. Или: «А когда он, Татищев, у меня выучица во всем строении, то он впред может при таких строениях у дел быть... а я один и везде надобен» [34].

Важно отметить, что в отличие от многих российских правительственных деятелей, красноречиво описывавших свои мнимые заслуги, В.И. Геннин представлял все же реальные достижения. Показательной в этом отношении является следующая деталь: если большинство представителей местной администрации, охотно рекламируя свои успехи на словах, при этом менее всего желали прибытия к ним ревизора из центра, могущего увидеть действительное положение вещей, то В.И.Геннин, напротив, сам стремился привлечь в Екатеринбург столичных деятелей, способных правдиво поведать императору о результатах его работы, которыми генерал-майор, по-видимому, очень гордился. Например, в январе 1724 года Геннин, узнав, что отправленный в 1722 году от Петра I посланник к Зюнгорскому контайше капитан артиллерии Ун-ковский возвращается обратно, послал ему через капрала Клеопина письмо с приглашением. А затем писал кабинет-секретарю Макарову: «...прошу Вашей милости будь к нему милостлив извольте его представить Его Императорскому Величеству, чтоб он мог о моих делах подлинно словесно донести, что он видел у нас: то сам Государь будет порадоваться...» [35]

В отечественной историографии советского периода, когда всецело доминировал классовый подход, Генни-ну в качестве отличительной черты приписывалась крайняя жестокость по отношению к рядовым труженикам.

Действительно, с людьми, сознательно чинившими «помешательства» в деле заводского строительства, Геннин обходился очень сурово. Но подобная жестокость не была каким-то личным «нововведением» Геннина, а применялась в полном соответствии с требованиями Петра I, который повелевал: «...А буде они (работники — прим. автора) чем железные заводы остановят и великого государя казне тою остановкою учинят убыток, и за то тем ослушникам учинена будет смертная казнь безо всякой пощады...» [36] Аналогичное предписание содержится и в последнем семнадцатом пункте петровской Берг-привилегии.

Источники свидетельствуют, что Вилим Иванович не сразу принял подобную практику борьбы с неповиновением подчиненных, а поначалу противился ей, пытаясь решить эту проблему более цивилизованными экономическими методами: «В прошлом году при бытности моей работники, которые бывают при Петровских заводах, многие из заводов бегали, как при прежних командирах... И для лучшей Царскому Величеству прибыли в работе, и чтоб кровопролития больше не чинить, наложил я на них за неты и за побег, штрафу по 2 рубли на месяц..., понеже их кнутом удержать было невозможно; а вешать грех... И тем ныне их удержал» [37]. Эти строки Геннин писал в бытность свою начальником Олонецких заводов. Однако на Урале он окончательно осознал, что в условиях внеэкономического принуждения работников к обслуживанию заводов бороться с их сопротивлением только экономическими методами невозможно. И в исключительных случаях стал прибегать и к смертной казни. Но все же истоки подобной жестокости коренятся не в области какой-то особенной психологии Геннина, а в той позиции, которую он занимал в социально-классовой структуре России, в исторической обусловленности его мировоззрения, в той крепостнической системе организации промышленности, которая господствовала в нашей державе в первой половине XVIII века.

Репрессивные действия Геннина нашли отражение в исторической литературе. Однако следует обратить внимание, что выступал он и в противоположном качестве. Многочисленные письма генерал-майора центральным властям свидетельствуют, что он неоднократно поднимал вопрос о бедственном положении крестьян. Вилим Иванович писал, что вследствие чрезмерного отвлечения их на заводские работы происходит разорение крестьянских хозяйств: «...ежели изволите нынешним зимним путем отправить в С.Петербург пушки и якори... на одних Олонецких уездных подводах... то совершенно здешний уезд вдостоль раззорится... а я хочу, чтобы их собрать всех по прежнему, а не раззорить» [38]. Борясь с челобитчиками, Геннин тем не менее сам посылал людей, чтобы они объявили о своем бедственном положении. Вот строки его письма: «...послал я к Царскому Величеству и к Вашему сиятельству... из посадских людей челобитчика, и пущай он все тягости объявит, когда по моим доношениям и письмам милости в том получить не мог» [39]. С целью не допустить разорения приписного крестьянства Вилим Иванович старался по возможности освобождать его от работ в страдные месяцы.

Добивался Геннин и того, чтоб подчиненные его исправно получали заработанные деньги. «При выдаче денег как служителям мастеровым людям так и крестьянам отнедь волокиты и обид никаких не чинить» — гласил один из его указов [40]. Или строки из доношения: «...а подчиненным горным и заводским служителям, ежели Указа не получу, велю жалованье дать, а нищенствовать или красть допустить не хочу...» [41]

Конечно, объяснять действия Геннина в защиту своих работников исключительно «отеческой» любовью к ним было бы достаточно наивно. Вилим Иванович и здесь не забывал о прагматических интересах. Ибо понимал, что разорение крестьян и обнищание мастеровых повлечет оставление ими своих мест и, как следствие, сокращение числа рабочих рук и ухудшение обеспечения заводов продовольствием. И все же источники свидетельствуют, что и просто человеческие чувства жалости и сострадания не были чужды Геннину. Подтвердим это таким примером. В бытность Геннина начальником Олонецких заводов крестьяне вновь приписанного Ребольского погоста отказались подчиниться указу о выходе на заводские работы. Чтобы сломить их сопротивление, Геннин послал капитана Уварова с ротой солдат. При возвращении назад в городе Каяне «капитан Уваров взял тамо у крестьян жен и детей малых 9 душ» и прислал их Вилиму Ивановичу «в служебство». «И они просили меня слезно, — писал Геннин Ф.М. Апраксину, — чтобы их отпустить по прежнему, жен к мужьям, а детей малых к отцам и матерям, и я не мог видеть их слез, и по их прошению отпустил в домы по прежнему» [42]. В данном эпизоде сложно усмотреть какую-либо выгоду для Вилима Ивановича.

В заключение отметим, что Геннин видел свою роль в деле развития российской металлургии не только в строительстве новых заводов, основании современных производств, совершенствовании технических приемов, но непременно и в обучении горному мастерству русских людей. Это явствует из его писем и наставлений: «...привел я Русской нации в науки, что я ими с помощью Божиею все... заводы... управляю, притом немного иноземцев» [43]. Четко позиция Геннина звучит и в его инструкции капитану Берглину: «Должен он старатца, чтоб русския люди заводскому делу обучились, дабы оных употреблять на иныя места, где вновь заводы построятся, можно было» [44].

Как видно из сказанного выше, Геннину удавалось сочетать прагматизм и расчетливость с принципиальностью и честностью, предельную суровость к подчиненным с покровительством над ними. Наличие этих качеств и, конечно, организаторские и инженерные способности позволили ему достигнуть впечатляющих результатов в деле основания и развития российской горной промышленности.

Более пятидесяти лет посвятил Геннин служению России. За это время он познакомил со своим искусством многих наших соотечественников. А уйдя из жизни, оставил после себя объемный труд, представляющий собой первое в России руководство по горному и металлургическому делу.

Литература

1. Цит. по: Гамель И. Описание Тульского оружейного завода в историческом и техническом отношении. М., 1826. С.66.

2.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. Екатеринбург, 1995. С.65.

3. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.125.

4. Горный журнал. 1826. Кн.3. С.108.

5. Цит. по: Гамель И. Описание Тульского оружейного завода в историческом и техническом отношении. С.66.

6. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.110.

7. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.120.

8. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.19. Л.298.

9. См.: Уральский рабочий. 1990. 18 нояб.

10. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.105.

11.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. С.30.

12. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Л.568.

13. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Л.143.

14. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Л.552.

15. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Л.621.

16. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Д.32. Л.З.

17. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.13. Д.37. Л.97.

18.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. C.144.

19.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. С.83.

20. Горный журнал. 1826. Кн.5. С.117.

21. Горный журнал. 1826. Кн.5. С.117.

22.Мамин-Сибиряк Д.Н. Город Екатеринбург // Седой Урал. М., 1983. С.271.

23. Горный журнал. 1826. Кн.4. С.125.

24. Горный журнал. 1826. Кн.4. С.127.

25. Цит. по: Злотников М.Ф. Первое описание Уральских и Сибирских заводов // Геннин В. Описание Уральских и Сибирских заводов. М., 1937. С.39.

26.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. С.65-66.

27.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. С.128.

28. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.12. Л.28.

29. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.85.

30. Цит. по: Чупин Н.К. Сборник статей, касающихся Пермской губернии. Вып.1. С.39.

31. Горный журнал. 1826. Кн.4. С.130.

32. Цит. по: Чупин Н.К. Сборник статей, касающихся Пермской губернии. С.39.

33. Горный журнал. 1826. Кн.4. С.131-132.

34.Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. С.53.

35. Цит. по: Чупин Н.К. Сборник статей, касающихся Пермской губернии. С.29.

36. Цит. по: Пихоя Р. Г. Общественно-политическая мысль трудящихся Урала (конец XVII - XVIII вв.). Свердловск, 1987. С.69.

37. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.87.

38. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.85.

39. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.121.

40. ГАСО. Ф.29. 0п.1. Д.12. Л.28.

41. Горный журнал. 1826. Кн.4. С.127.

42. Горный журнал. 1826. Кн.1. С.108.

43. Горный журнал. 1826. Кн.5. С.127.

44. Археографический ежегодник за 1969 год. М., 1971. С.309.

© А. В. Шандра, 1998


http://www.gennin.narod.ru
http://www.1723.ru/read/books/gennin-2.htm
luther.land.ru