В копилку краеведа Опции

[ArtOleg]

Дома купцов Агафуровых



До революции 1917 года в Екатеринбурге жили известные купцы по фамилии Агафуровы. Начало этой купеческой династии положил в 1870-е годы Хисаметдин Агафуров. Первое время он торговал ходовым товаром – фруктами, табаком. За это получил свидетельство купца второй гильдии.
Сыновья Хисаметдина Агафурова – Камалетдин и Зайнетдин – расширили бизнес и создали ставший широко известным «Торговый дом «Братья Агафуровы». Торговля шла успешно. Агафуровы продавали в своих магазинах золотые и серебряные изделия, часы, парфюмерию, принадлежности для охоты, обувь, канцелярские товары и т.д.
К 1903 году Торговый дом имел отделения в Перми, Тюмени, Ирбитской ярмарке, а позже магазины открылись в Москве и даже в Варшаве. Непосредственно перед революцией 1917 года деятельность Торгового дома простиралась на огромную территорию.

Торговый дом "Братья Агафуровы". Здание магазина на ул. Успенской (Вайнера)

Но нас больше интересует Екатеринбург, где и жили успешные купцы. Здесь располагался главный магазин торговой империи Агафуровых, пользовавшийся большой популярностью. Он находился на улице Успенской (ныне - Вайнера). Агафуровы заботились о репутации фирмы, поэтому торговали только высококачественными товарами, а персонал отличался вежливостью. При покупке дорогих вещей горожане могли воспользоваться кредитом или рассрочкой.



Один из братьев – Зайнетдин Агафуров – занимался общественной деятельностью. Он не раз избирался гласным екатеринбургской городской думы, был председателем мусульманского благотворительного общества. Принимал участие в подготовке Всероссийского съезда мусульман. При поддержке Агафуровых в Екатеринбурге были созданы велодром и павильон для конькобежцев на берегу пруда.
Но вот страна погрузилась в революционную смуту. Агафуровы были вынуждены покинуть Россию и эмигрировали в Японию. До наших дней в «стране восходящего солнца» живут потомки известных уральских купцов.

В Екатеринбурге сохранились дома, в которых жили Агафуровы. Первый дом, расположенный ныне по адресу Сакко и Ванцетти, 24 (до революции – Усольцевская улица), построил еще основатель купеческой династии - Хисаметдин Агафуров. В наши дни в этом памятнике истории и архитектуры располагается представительство республики Татарстан в Свердловской области.

Дома купцов Агафуровых на ул. Сакко и Ванцетти, 24
Второй дом Агафуровы построили поблизости (Сакко и Ванцетти, 28). Под домом – огромные подземные сооружения, использовавшиеся купцами под склад и погреб. Сейчас в этой доме – музей быта старого Екатеринбурга.

Дома купцов Агафуровых на ул. Сакко и Ванцетти, 28
В то время знатные люди Екатеринбурга строили свои особняки из долговечного камня, однако Агафуровы почему-то предпочли камню дерево.



Первый дом был построен по проекту архитектора Ю.И. Дютеля, а архитектора второго дома установить не удалось. В декоре зданий использованы восточные мотивы и мусульманская символика.
В 1934 году под каменной опорой ворот нашли клад – увесистый золотой слиток. Согласно легенде, этот клад далеко не единственный.
Оба дома, в которых жили купцы Агафуровы, прекрасно выглядят и в наше время. Красивые, украшенные деревянной резьбой, эти дома притягивают взгляд любого, кто оказывается в этой части города.

Это интересно
Большинство екатеринбуржцев слышали такое устоявшееся выражение, как «агафуровские дачи». Этим топонимом и сейчас именуют психбольницу на Сибирском тракте. Однако у Агафуровых с психическим здоровьем было все в полном порядке. Откуда же пошло это название? Дело в том, что до прихода советской власти в сосновом бору на Сибирском тракте располагалась дача купцов Агафуровых. И когда в 1914 году на 8-м километре Сибирского тракта открыли психиатрическую лечебницу, то давали привязку «рядом с дачей Агафуровых». Вскоре слово «рядом» стерлось и психбольницу стали называть «агафуровскими дачами».

ссылка

[ArtOleg]

Монахиня Августина (Гребнева)

Страницы истории Ново-Тихвинского монастыря.
Церковно-исторический кабинет Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря.
г. Екатеринбург



Монахиня Августина, в миру Гребнева Вера Егоровна, родилась 14 сентября 1859 г. в семье мастерового Сысертского завода Егора Андреевича Гребнева и его супруги Татьяны Васильевны.

В семье Гребневых было трое детей, которых воспитывали в строгости и благочестии. Сын Александр, получив соответствующее образование, служил в Сысертском заводе инспектором учебных заведений. Одну из дочерей — Веру — Гребневы отдали в Екатеринбургский Ново-Тихвинский женский монастырь. В этом монастыре в начале ХХ века подвизалось около тысячи сестер, а из них более 30 человек поступили из Сысертского завода.

С 1871 г. Вера Гребнева стала жить в монастыре. Было ей в то время всего 12 лет. В монастырь Вера пришла грамотной, в доме родителей научилась она чтению и письму, получила начальное образование. С усердием проходила она все те монастырские послушания, которые угодно было возложить на нее монастырскому руководству. У девочки оказались способности к живописи, поэтому ее определили на послушание в иконописную мастерскую монастыря. К послушаниям она относилась с большой ответственностью и самоотвержением, что было замечено монастырским начальством.


В иконописной мастерской.

В 1900 г. Веру в возрасте 39 лет постригли в монашество и нарекли при постриге имя Августина. Ей поручили ответственное послушание — сначала руководство иконописной мастерской, потом живописной, чеканной, фотографической мастерскими. Вскоре она стала заведовать всем художественным отделом монастыря.

Художественное и прикладное направление в монастыре под руководством монахини Августины стало быстро развиваться. Для обучения сестер иконописанию и живописи привлекались профессиональные художники-педагоги. Некоторое время уроки живописи и рисования для сестер вел выпускник Петербургской академии художеств известный уральский художник Н.М.Плюснин. Среди сестер иконописцев выделялась своими способностями монахиня Емелиана (Баталова). Именно ей было поручено выполнить парадный портрет императора Николая II в качестве подарка от монастыря к коронации императора и императрицы. На этом портрете Николай II изображен в полный рост в мундире полковника лейб-гвардии Гусарского полка. Естественно, что монахиня никогда не видела своей модели, портрет был написан ею по фотографической открытке, о чем в правой нижней части портрета имелась надпись. Портрет был вручен императору 16 или 17 мая 1896 года в г.Москве, в Большом Кремлевском дворце во время торжественного приема Николаем II многочисленных депутаций с поздравлениями и подношениями по случаю коронации. Этот подарок чем-то привлек внимание императора. Возможно тем, что несколько выбивался из череды традиционных подношений, состоящих в основном из икон в ценных ризах и различных дарственных блюд. В результате, портрет по высочайшему распоряжению был отправлен в Санкт-Петербург, и помещен в покоях императора в Зимнем дворце. Во время захвата Зимнего дворца войсками Военно-революционного комитета в ночь с 25 на 26 октября 1917 года этот портрет был в ярости изрезан штыками красногвардейцами и революционными матросами. В таком растерзанном состоянии холст пылился на чердаках Зимнего дворца еще 12 лет, а потом был передан в музей Революции. Сейчас этот портрет находится в экспозиции Санкт-Петербургского Государственного музея политической истории России. Он отреставрирован, но порезы от штыков намеренно сохранены.

При монахине Августине иконописная мастерская монастыря стала выполнять серьезные высокопрофессиональные работы: устройство иконостасов, киотов, гробниц для плащаниц, аналоев, выносных и запрестольных крестов из дуба, ореха и другого дерева с отделкой золотом, серебром и алюминием.

Монахиня Августина пользовалась большим авторитетом не только среди сестер, но и среди своей многочисленной родни. У ее родного брата Александра Гребнева была большая семья: из восемнадцати детей выросли десять, среди которых восемь девочек. В семье старались дать девочкам хорошее образование, Александр Егорович Гребнев предпочитал обучать своих дочерей в училище и мастерских при Екатеринбургском женском монастыре, под надежной опекой монахини Августины. После получения начального образования в церковно-приходской школе, девочки поступали либо в Епархиальное женское училище, либо в женскую гимназию, где продолжали свое образование.

В феврале 1917 г. мирное течение монастырской жизни прервала революция. Отречение императора от престола и переход власти к Временному правительству в монастыре восприняли со скорбью. Эти события коснулись и обители. Дело в том, что правящий епископ Серафим (Голубятников) второго сентября 1917 г., т.е. почти сразу же после известия об отречении Николая II, произнес в кафедральном соборе речь, в которой осудил эту революцию. Он сказал: «До нас доходят слухи из стольного города Петрограда, что небольшая кучка бунтарей старается захватить власть, и начинают проливать кровь. Мало им, окаянным, крови, которую наши братья проливают в борьбе с немцами. Им нужно, чтобы кровь лилась рекой, но не на фронте, а внутри государства. Они обнаглели до того, что осмелились посягнуть на священные права помазанника Божьего. Но не дадим погибнуть России и умрем за батюшку царя». Когда служба закончилась, владыка вышел на амвон и сказал, по сути, пророческие слова о том, что всем теперь надо «готовиться к смерти. Возможно, многим из присутствующих вскоре придется сложить свои головы, т.к. неизвестно, какие размеры могут принять беспорядки». Это был мужественный шаг, т.к. немногие сумели преодолеть общественную эйфорию и страх перед революционными массами, разглядеть в смене власти грядущие гонения.

На фоне всеобщего ликования по поводу свержения монархии речь владыки выглядела диссонансом и поэтому вызвала в обществе бурю не­годования. Четвертого марта 1917 г. в г. Екатеринбурге состоялось экстренное заседание Городской Думы, где решался вопрос о созда­нии нового органа власти — Комитета общественной безопасности, а также обсуждалась речь епископа Серафима. На первом же заседании Комитета было решено: «1. Поручить комиссару Давыдову посетить епископа и женский монастырь. Предложить означенным лицам оказать полное повиновение распоряжениям Нового правительства. 2. Послать телеграмму Правительству о немедленном увольнении на покой епископа Серафима». В сложившихся обстоятельствах выступление епископа Серафима рассмат­ривалась как реакционное, и нашло понимание лишь у монахинь Ново-Тихвинского монастыря, но и они были вынуждены дать подписку в том, что подчиняются требованиям Комитета общественной безопасности. Проявление симпатии к Царской Семье было в то время небезопасным; однако сестры не могли поступить иначе. Когда представитель этого комитета П.Ф.Давыдов явился в монастырь, игуменья Магдалина принять его не соизволила и расписку о том, что распоряжение Комитета «управлению Тихвинского женского монастыря объявлено и последним принято к точному руководству», подписала казначея монахиня Хиония (Беляева).

Монахиня Августина находилась в это трудное время в монастыре, пережила здесь период Октябрьского переворота, гражданской войны и красного террора. Монастырь в это время старался хоть чем-нибудь помочь заключенным, сестры носили передачи в тюрьмы.

В мае 1918 в г. Екатеринбурге появился некий «загадочный господин». Он пришел на прием к епископу Григорию (Яцковскому), передал поклон от митрополита Одесского Платона и попросил помочь установить связь с императором. Посетитель вызвал доверие у епископа. Владыка сам действовать отказался, но подсказал, что можно попытаться связаться с Царскими узниками через женский монастырь. Он рассказал о том, что в г.Екатеринбурге содержится в заключении тобольский епископ Гермоген (Долганев), «с которым установлена связь через посылку ему провизии из женского местного монастыря» . Таким же образом можно попытаться установить связь с Царской семьей. Посетитель отправился в Ново-Тихвинский монастырь. У входа в обитель он увидел книжную лавку, в которой торговала духовными книгами послушница Антонина Трикина. Он купил несколько книг, при этом расспрашивал Антонину о монастыре, о жизни при большевиках. Потом он посетил иконописную мастерскую монастыря, встретился с монахиней Августиной, и пожелал сделать заказ – написать икону мученицы Маргариты. Незнакомец представился Иваном Ивановичем Сидоровым. Обсуждая с монахиней Августиной свой заказ, он завел речь о Царской семье. Иван Иванович стал говорить о том, что ее необходимо спасти, а для этого надо установить с ней связь и сплотить офицерство.

Как впоследствии выяснилось, Иван Иванович Сидоров был доверенным человеком семьи Толстых, близкой к Царской семье. Графиня Зинаида Сергеевна Толстая, в девичестве Бехтеева, была родной сестрой известного поэта С.С. Бехтеева, автора стихотворения-молитвы «Пошли нам, Господи, терпенья», найденного в документах старшей дочери царя Ольги. З.С. Толстая вела с Романовыми переписку, когда те находились в заключении в Тобольске. Она хотела знать о положении Семьи в г.Екатеринбурге и, по возможности, помочь ей материально. Для выяснения условий содержания Царской Семьи и оказания ей помощи, в Екатеринбург она направила своего человека. Графиня Зинаида Сергеевна вспоминала: «Я познакомилась с (И.И. Сидоровым) в 1917 г. в Одессе, где он служил в обществе «пароходства и торговли». Это был честнейший человек, несомненный монархист. Он был послан в г.Екатеринбург моим мужем 4 мая 1918 г. Главная цель посылки заключалась в намерении установить связь с Царской Семьей, чтобы через эту связь помогать деньгами Ей. В то же время мы послали с ним и письма. Вместе с Сидоровым поехал тогда еще какой-то господин, который раньше служил телеграфистом во дворце, в Царском селе. Имя его Сергей».

Действительно, в монастырь И.И. Сидоров приходил не один, а еще с одним господином, которого он называл «адъютантом». Монахиня Августина посоветовала И.И.Сидорову для установления связи с узниками обратиться к доктору Владимиру Николаевичу Деревенко. Владимир Николаевич был почетным лейб-хирургом Императорского двора, личным врачом наследника престола цесаревича Алексея Николаевича, при котором состоял безотлучно с 1912 года. Когда 8 марта 1917 года в Царском Селе генерал Корнилов объявил об аресте Государыни Императрицы и предупредил придворных чинов, что «кто хочет остаться и разделить участь Арестованной, пусть остается, но решайте это сейчас же: потом во дворец уже не впущу» — доктор Деревенко остался в числе добровольно арестованных при больном корью Наследнике Цесаревиче. В ночь с 31 июля на 1 августа 1917 г. Царская Семья, по постановлению Совета Министров Временного правительства, покинула Царское Село и выехала в Тобольск. Вскоре в Тобольск приехал и доктор Деревенко вместе со своей семьей. Из Тобольска в конце мая 1918 г. со второй группой Царских узников доктор прибыл в г.Екатеринбург. В мае Президиум Уральского областного совета выдал ему пропуск с разрешением посещать дом особого назначения для лечения Алексея Николаевича. Навещать цесаревича доктор мог только в присутствии коменданта и проходил к больному всегда под конвоем.

В монастыре обо всем этом были хорошо осведомлены, поэтому монахиня Августина и отправила посетителя к доктору. Владимир Николаевич сообщил Сидорову, что Царская семья нуждается, прежде всего, в продуктах, т.к. питание было плохое. Пищу, как для Царской Семьи, так и для лиц, находящихся с ними, доставляли из общего котла советской кухни, часто несвоевременно и один раз в день. Были случаи, что приносили только то, что оставалось от комиссаров и солдат 13. Обед состоял в основном из мясного супа и жаркого. На второе иногда давали котлеты. К ужину подавались те же блюда, что и к обеду. Бывали случаи, когда во время обеда подходил какой-нибудь красноармеец, лез ложкой в миску с супом и говорил: «Вас все-таки еще ничего кормят».

Однако питание из советской столовой отрицательно сказывалось на здоровье наследника. Доктор Деревенко договорился с комендантом дома Ипатьева А.Д.Авдеевым о доставке в дом Ипатьева дополнительных продуктов питания. И когда Ново-тихвинский монастырь официально обратился в Облисполком с ходатайством о том, чтобы приносить продукты для семьи Романовых, то получил на это разрешение властей. А.Д.Авдеев объяснял так причину разрешения: «После обсуждения в областном исполкоме было решено разрешить им это делать, чтобы проследить за намерениями черносотенцев и учинить строгое наблюдение за арестованными».

С 5 июня 1918 г. сестры Ново-Тихвинского монастыря стали носить в Ипатьевский дом продукты питания. Организовывала передачу продуктов монахиня Августина. Она рассказывала: «Мы стали посылать Царской семье молоко. Комендант дома Авдеев, с которым предварительно переговорил по этому поводу Деревенко, охотно разрешил посылку молока Царской семье. … Так как Авдеев, по словам послушниц, относился к ним снисходительно, то мы стали улучшать наши приношения. Вместе с четвертью молока мы стали посылать бутылку сливок, а потом начали посылать и другие продукты: яйца, сливочное масло, хлеб, разные печения (пироги, ватрушки), редис, огурцы, ботвинью, мясо, колбасу. Все это охотно принималось Авдеевым или его помощником».

Носили продукты молодые послушницы Антонина Трикина и Мария Крохалева. Марии Крохалевой было 28 лет. Она родилась в 1890 году в семье рядового солдата, служившего в Туринских рудниках Верхотурского уезда. В десятилетнем возрасте, в 1900 году, ее отдали в Ново-Тихвинский монастырь. В монастыре под руководством монахини Августины она занималась иконописанием. Антонина Трикина была моложе Марии, ей было всего 19 лет. По требованию коменданта послушницы приносили продукты не в монашеской одежде, а в светском платье. Мария Крохалева вспоминала: «Позвала меня матушка Августина к себе и приказала мне: «Надень светское. Будешь с Антониной молоко носить в Ипатьевский дом». Тут сказала она, что Царской семье это молоко пойдет. Светское я надела, Антонина тоже, и понесли мы молоко». Все это доставлялось с монастырской фермы, которая еще действовала.

До арестованных доходила только часть приносимых продуктов, некоторою их долю охранники оставляли для себя, т.е. разворовывали. Даже сам комендант не стеснялся вымогать продукты у монастыря. Послушница Антонина (Трикина) говорила: «Как-то сам Авдеев сказал нам, что Император нуждается в табаке и просит прислать ему табаку. <…> Мы и табаку доставали и носили. Все от нас всегда принимал или Авдеев или его помощник. Как, бывало, мы принесем провизию, часовой пустит нас за забор к крыльцу. Там позвонят, выйдет Авдеев или его помощник и все возьмут. Авдеев и его помощник очень хорошо к нам относились, и никогда ничего мы худого от них не слыхали». А однажды, по словам послушницы Марии Крохаловой комендант Авдеев попросил доставить ром: «Теперь Алексею Николаевичу лучше. Нельзя ли рому принести?» Мы и рому принесли небольшой флакончик».

И.И.Сидоров пытался через монахиню Августину передать узникам письма от семьи Толстых и деньги. У Семьи были драгоценности, но перевести их в деньги в тех условиях было невозможно. Деньги и письма передать заключенным не удалось. Личные контакты послушниц монастыря с узниками дома Ипатьева были исключены, сестры к Царской Семье не допускались, все приносившееся от них отбиралось караульными. Монахиня Августина рассказывала: «Иван Иванович хотел, чтобы Царской семье были переданы письма и икона в футляре. Но в то время, когда он был у нас в Екатеринбурге, сделать этого было никак нельзя. Поэтому эту икону и письма он оставил нам, чтобы мы передали все это, когда будет можно. Однако передать все это и потом мы не могли. Все это у нас и осталось». В 1919 г. монахиня Августина передала оставленный ей конверт с письмами, икону следователю Соколову, проводившему расследование о гибели Царской Семьи. Показала она следователю и фотографию Сидорова, сумев каким-то образом сфотографировать его.

Когда И.И.Сидоров вернулся обратно, он подробно рассказал графине о результатах своей миссии. Графиня Зинаида Сергеевна Толстая рассказывала: «28 июня (1918 г.) Сидоров вернулся. Он рассказал, что проникнуть к Царской Семье лично он не мог: это было абсолютно невозможно. Сидоров несколько раз видел доктора Деревенко. Последний рассказал Сидорову, что Царской Семье живется плохо: тяжелый режим, постоянный надзор, плохое питание. Деревенко указывал Сидорову, что режим плохо отражается на состоянии здоровья Наследника. Сидорову удалось установить связь с монастырем, т.е. добиться того, что монахини получили возможность доставлять Царской Семье продукты. Наши письма и образок он передал кому-то в монастыре. Там же он передал для доставления Семье и деньги, доставив нам расписку в принятии он него денег».

Иван Иванович Сидоров был также в Академии Генерального штаба. Там он связался с офицерами, которые тоже пытались хоть как-то помочь Царской Семье. Подполковник Георгий Владимирович Ярцов, начальник Екатеринбургской учебной инструкторской школы, в июне 1919 г. рассказал следователю Соколову о том, как группа офицеров из Военной Академии Генерального штаба пыталась предпринять что-либо для спасения Семьи. Эту группу офицеров из Военной Академии назвали «пятеркой помощи» Царской семье. Во главе группы был капитан лейб-гвардии 2 артиллерийской бригады Дмитрий Аполлонович Малиновский. Он прибыл в г.Екатеринбург по заданию Петроградской антибольшевистской организации генерала Б.В.Шульгина. Эта организация, состоящая в основном из офицеров, ставила своей целью свержение власти большевиков, установление военной диктатуры и созыв Земского собрания для выбора формы правления государством. Капитану Малиновскому предстояло выяснить условия, в которых содержалась Царская Семья и принять меры к облегчению ее участи вплоть до вывоза из города. Присмотревшись к окружающим, капитан близко сошелся с капитаном Г.В.Ярцевым и другими офицерами из Академии. Офицеры связались с доктором Деревенко, от него получили план комнат, где жили узники, узнали о режиме их дня и условиях содержания. Однако реально помочь заключенным они не могли, т.к. у них не было денег. «Ну, что же можно было сделать без денег?» — сетовал капитан Малиновский. «Стали мы делать, что могли. Уделяли от своих порций сахар. … Кулич испекла моя прислуга из хорошей муки, которую мне удалось достать. … Эти вещи должен был передать Деревенко для доставления Августейшей Семьи. Все эти вещи дошли по назначению». Больше офицерам ничем помочь заключенным не удалось. Они разработали два плана по спасению Семьи. Первый предполагал держать в готовности группу, способную в любой момент, в случае изгнанию большевиков, занять дом Ипатьева и сохранить семью. Второй был планом дерзкого нападения на дом Ипатьева и увоза семьи. Для исполнения планов также требовались деньги, а их не было. На помощь местных жителей нельзя было рассчитывать, т.к. «все было подавлено большевистским террором». Так ничего с этими планами и не вышло.

Пытаясь помочь Царской Семье, офицеры старались «установить отношения с монастырем». Общалась с ними также монахиня Августина. Они знали, что сестры стали носить продукты в дом Ипатьева, но передать через них что-либо императору было невозможно: за офицерами следили, за сестрами, скорее всего, тоже, все приносимое проверялось охранниками. Шестнадцатого июля 1918 г. подполковник Ярцов пришел в монастырь к монахине Августине, и от нее узнал, что продукты охрана приняла в последний раз со словами: «Сегодня возьмем, а завтра уже не носите. Не надо». Офицеры поняли, что означали эти слова. На следующий день никого из Царственных узников уже не было в живых, они были расстреляны в подвале Ипатьевского дома.

Оставшись без цели после убийства царской семьи, «пятерка помощи» ушла к чехам. Об отношениях Сидорова с офицерами монахиня Августина высказалась так: «Иван Иванович был в Академии Генерального штаба у офицеров и говорил мне, что с ними он «не сошелся во взглядах». Я его тогда поняла так, что он не сошелся во взглядах по вопросу о спасении Царской семьи и о том, чтобы Государь Император Николай Александрович снова был царем».

В монастыре многие сестры тоже уже знали об убийстве императорской семьи. У монахини Иустины (Чертополоховой) был племянник Василий Чертополохов, который после мобилизации в красную армию, проходил службу в Екатеринбурге. Василию было 20 лет, до революции он служил секретарем управляющего Сысертских заводов, а при большевиках занял должность кассира в лавке этих же заводов. В карауле при доме Ипатьева находились красноармейцы из сысертских рабочих, среди которых у Василия было много знакомых. Его друг Иван Садчиков часто рассказывал о том, что происходит в доме Особого назначения. В частности, он говорил, что красноармейцам дана инструкция о том, что в случае угрозы захвата города со стороны чехословаков, всю семью убить. О расстреле Царской семьи Садчиков, видимо, тоже рассказал своему другу. Когда Василий пришел проведать в монастырь свою тетю монахиню Иустину, то услышал разговор сестер о Царской Семье. Послушница Агапия Елисеева, жившая с монахиней Иустиной в одной келье, рассказывала, как проходя по монастырю в кухню, она услышала от каких-то монахинь разговор о том, что заключенный в Екатеринбурге Государь жив, хотя большевики перед этим писали, что они его расстреляли. Она радостно сообщила об этом сестрам. Однако Василий Чертополохов грубо опроверг эти сведения. Он сказал: «Нет, не жив. Старикам так не укокошить, как молодые укокошили» Сестры обиделись на Василия за такие слова, однако он сказал правду. Хорошо зная сысертских рабочих, он говорил: «от тех людей, которые охраняли царя, лучшего ожидать нельзя», т.к. в охрану набрали тех, кто «в заводе слыли за хулиганов».

В ночь на 25 июля 1918 г. под натиском чешских и белых войск красные оставили Екатеринбург, в самом городе выступило Белое подполье и взяло его под свой контроль. 26 июля 1918 г. с 10 часов утра чехословацкий стрелковый полк под музыку двигался парадом по Екатеринбургу. Освободителям города устроили торжественную встречу. На тротуарах вдоль Златоустовской улицы, Вознесенского и Арсеньевского проспектов толпы людей бурно приветствовали победителей.


Читать далее