Музей Истории ЕкатеринбургКак уборщиц УПИ и бывших монахинь Ново-Тихвинского женского монастыря превратили в «классовых врагов» и отправили в ссылку в Казахстан: рассказ Музея истории Екатеринбурга и историка-архивиста Лены Шушариной специально для УрФУ.
18 августа 1930 года в одной из свердловских газет появилась статья: советская милиция раскрыла «крупную» спекулятивную сеть. Состояла эта сеть из пяти немолодых женщин, которых в газете клеймили «неунывающими паразитами», «классовыми врагами», «вредительницами» и обвиняли в подрыве едва ли не всего товарооборота Свердловска… Все пять женщин были бывшими монахинями Ново-Тихвинского женского монастыря. В 1920 году монастырь закрыли. Около двухсот насельниц остались в Свердловске, проживая группами по несколько человек: сообща было легче выжить. Так же сделали и пять женщин, сплотившиеся вокруг бывшей игуменьи монастыря, 80-летней Хионии Федоровны Беляевой. Они купили дом на 2-ой Загородной улице (современная улица Фрунзе) и стали жить вместе. «Церковный женский колхозик» и «божественная пятерка» — так называли их потом циничные газетчики.
Жизнь маленькой общины была подчинена строгому распорядку. Хиония Федоровна и Таисия Денисовна Данилова вели хозяйство, остальные работали. Их общий заработок составлял около ста рублей в месяц. Варвара Тимофеевна Ивонина и Елизавета Меркурьевна Волкова работали уборщицами в Уральском политехническом институте, а Ксения Яковлевна Харькова была чернорабочей в одной из производственных артелей города.
А вот как описали это в той газетной статье: «Этот “трудовой элемент” содержал на своем иждивении двух стариц: Хионию Беляеву, бывшую игуменью монастыря, женщину богатого купеческого помета, и Таисию Данилову — женщину княжеского помета».
На самом же деле все женщины были родом из крестьянских семей (о чем говорится в следственном деле). Однако газета безо всякого стеснения опубликовала заведомую ложь — для разжигания читательской ненависти к «классовым врагам». Досталось в статье и Уральскому политехническому институту, обвиненному в «потере бдительности»: «Группка паразитов и вредителей выловлена. Еще урок: в УПИ нечисто. Принять на работу монашек и не раскусить их в течение ряда лет, это немного слишком, тем более, что не раскусить монашек можно было лишь при особом на это желании. Странно! Подозрительно! Еще урок: выдать монашке Ивониной членский билет профсоюза работников просвещения и не отобрать его до сих пор, это не к чести союза, которому надлежит заботиться о том, чтобы в его ряды не проникал чуждый элемент. Наконец: как волка не корми, он в лес смотрит. Враг остается врагом».
В своем доме бывшие монахини устраивали молебны, на которые приглашали и горожан. Трое из них написали донос в ОГПУ. Однако причиной ареста и последующего наказания стали вовсе не религиозные обряды, а церковные ценности и предметы культа, которые женщины укрывали у себя десять лет. В описи вещей, обнаруженных при обыске в августе 1930 года, значатся, например: «Бронзовая медаль “Трехсотлетие дома Романовых”, крест нагрудный золоченый, образки желтого металла, кольца серебряные с религиозными надписями, четки черного дерева, яйцо пасхальное стеклянное». На допросе женщины не скрывали, что все эти вещи они забрали, когда уходили из монастыря. Скорее всего, они надеялись, что «новая власть пройдет», — и вещи вернутся в монастырь.
Судьба монастырских вещей, изъятых при обыске, решалась в Москве. В деле есть выписка из протокола заседания Президиума ЦИК СССР от 23 октября 1930 года за подписью соратника Сталина — Авеля Енукидзе (который, кстати, в итоге тоже был расстрелян). В протоколе указано, что изъятые вещи следует реализовать через соответствующие госорганы, а вырученные деньги выслать в финотдел ОГПУ.
Хранение и несдача государству драгоценностей были только одним из обвинений. При обыске в доме обнаружили запасы муки и сахара, и тут же появилось второе обвинение — в том, что скупкой продуктов бывшие монахини якобы создавали товарный дефицит в городе. Женщины объясняли, что продукты закупали впрок, на черный день, видя очереди в магазины (тогда шел второй год коллективизации, крестьянские хозяйства уничтожались и жители сел и деревень массово уезжали в города). А серебряные и медные монеты женщины копили потому, что не доверяли бумажным деньгам, которые в случае кризиса могут обесцениться.
Однако их доводы и объяснения следствие не интересовали, и 8 сентября 1930 года пять бывших монахинь Ново-Тихвинского монастыря были обвинены в следующих «преступлениях»: «Под видом моления у себя в квартире, на протяжении нескольких лет занимались контрреволюционной деятельностью, проводя антисоветскую агитацию среди отсталого населения»; «занимались систематической скупкой и выкачиванием дефицитных товаров»; «занимались сбором и выкачиванием с рынка серебряной разменной монеты и не выпускали ее в обращение». Все пятеро были приговорены к трехлетней ссылке в Казахстан. Их дальнейшая судьба неизвестна. Известно только, что они были полностью реабилитированы в 1989 году.
Личность последней настоятельницы Ново-Тихвинского женского монастыря Хионии Федоровны Беляевой сегодня мало кому известна. Дело в том, что Хиония пробыла на этом посту всего год (с 1919 по 1920 годы), а ее судьба после 1930 года неизвестна. В книге «Жития святых Екатеринбургской епархии» Хионии Беляевой отведено всего несколько строчек, а ее предшественнице — Магдалине Досмановой — 50 страниц. Возможно, что опубликованная ниже групповая фотография членов женской монашеской общины — единственное, что осталось в память о них.
Нажмите для просмотра прикрепленного файлаНажмите для просмотра прикрепленного файла