Лагерь для военнопленных на территории эльмаша Опции

[перенос]

man66

Интересно было бы узнать где он находился географически. И в какие годы и где военнопленных содержали. Может есть у кого-нибудь информация, а также ссылки, фото.

[1723]

Правовой статус и особенности содержания немецких военнопленных в СССР в 1942-1956 гг. (по материалам Свердловской области)
А. С. Смыкалин

Уже более полувека отделяют нас от великой Победы. Борьба с фашист­ской Германией — это не только историческая веха в жизни государства, но и целый психоэмоциональный пласт в жизни людей старшего поколения, наложивший отпечаток на дальнейший образ жизни и поведения. Воспи­танные в непримиримости к фашизму и фашистской идеологии, мы порой забывали выслушать другую сторону. В результате годами складывался стереотип «немец — нацист, фашист». Но они, наши потенциальные против­ники, были разные, свидетельством чего является различная юридическая квалификация деятельности бывших немецких военнопленных.

Анализ существующих работ по военному плену второй мировой войны показывает, что в историко-правовой науке проблема правового статуса иностранных военнопленных в СССР поставлена, но не изучена до конца. Единственной работой по этой проблеме является кандидатская диссертация Т. А. Щелокаевой.1

Вместе с тем, как отмечает известный историк военного плена профессор В. Б. Конасов, юридическая наука поставлена «перед необходимостью более тщательной проработки таких ключевых понятий, как "военнопленные", "военный плен", "режим военного плена", "правовой статус военно­пленных"».2

Неоднозначный подход к понятийному аппарату приводит к тому, что в настоящее время существуют диаметрально противоположные оценки правового статуса иностранных (в том числе и немецких) военнопленных в СССР. Так, известный профессор-юрист В. П. Галицкий считает, что все вражеские солдаты, захваченные Красной армией в плен, имели статус военнопленных.3 Профессор-историк Н. А. Морозов полагает, что, «по существу, после Сталинградской битвы немцы и их союзники, попавшие в русский плен, были лишены статуса военнопленных».4

В ряде исторических работ используется термин «военнопленный» в отношении советских военнослужащих, побывавших в немецком плену, а затем после репатриации отправленных в сталинские лагеря.

Заслуживает внимания точка зрения исследователя-юриста Т. А. Щелокаевой, считающей, что «правовой статус военнопленных на территории СССР определяли только нормами советского права (курсив наш. — А. С.). Для исследуемого периода характерна опосредствованная форма трансфор­мации норм международного права во внутренние, так как господствовала концепция приоритета национального права над международным».5

Положением о военнопленных 1941 г. и Инструкцией о порядке содер­жания военнопленных 1941 г. им гарантировалось право на жизнь, гуманное обращение, свободу передвижения по территории лагеря, переписку, денежные переводы.

Имелись свои особенности и в содержании иностранных военно­пленных в СССР. Как правило, военнопленные содержались в специальных лагерях ГУПВИ (Главное управление по делам военнопленных и интерни­рованных) НКВД СССР. Эти режимные лагеря имели свои особенности в общей пенитенциарной системе ГУЛАГа НКВД. Именно поэтому в современ­ных работах по истории уголовно-исправительной системы СССР о них ничего не упоминается, хотя количество их было значительным.

Только на территории Свердловской области, по официальным данным, находилось с мая 1942 г. по февраль 1956 г. около 100 тыс. человек, которые располагались в 14 лагерях и лаготделениях.

Сроки заключения были в основном стереотипными — 25 лет лишения свободы, т. е. должны были заканчиваться в 70-е годы. Однако политическое решение возобладало над юридическим. Состоявшиеся осенью 1955 г. секретные переговоры между Н. С. Хрущевым и канцлером ФРГ Конрадом Адэнауэром привели к тому, что последние немецкие военные преступники в конце 1957 г. покинули территорию СССР.

Долгие годы материалы о немецких военнопленных носили секретный характер и хранились в Особом архиве КГБ СССР, а также в ряде архивов государственной безопасности различных регионов страны.

Значительная часть архивных уголовных дел связана с военными преступниками, которые запятнали себя злодеяниями на территории СССР в годы войны и с точки зрения международного права никогда не подлежат реабилитации, как совершившие преступления против человечества.

Вторая группа — это немецкие военнопленные, вина которых незна­чительна или малозначительна. Они не принимали личного участия в карательных операциях против мирных советских граждан. Вина их заключалась в том, что они служили в эсэсовских или иных карательных частях, например, коновозчиками, санитарами, писарями и т. п. Необходимо напомнить, что вермахт — регулярные части немецкой армии — был распущен после подпи­сания договора о капитуляции Германии. Наказание в плену отбывали только солдаты, служившие в карательных частях. К последним относились части «СС», «СД», а также спецслужбы гестапо, абвер и т. п. Список этих частей был утвержден Чрезвычайной государственной комиссией (ЧГК СССР).

В начале 90-х годов прокуратурой Свердловской области было реабили­тировано свыше двухсот человек и их уголовные дела были переданы из архива Управления ФСБ РФ по Свердловской области в Архив админи­стративных органов Свердловской области.

Третья группа военнопленных — это интернированные граждане из Германии и Австрии, в основном специалисты и ученые. Некоторые из них внесли определенный вклад в развитие науки и совершенствование промышлен­ного производства на Урале. К примеру, на мехзаводе треста «Союзасбест» внедрили штамповочный пресс для производства гаек, предложенный военным инженером В. Хайне; конструкцию цепи трансформатора разра­ботал военнопленный Ф. Лич; профессор А. Хабюель написал монографию на тему «Расчет прочности железобетонных и сталебетонных конструкций на нагрузку, растяжение и сгибание».6 И таких примеров было немало.

В последние годы в связи с развитием российско-германских отношений проблема военнопленных, которую активно разрабатывают как историки, так и юристы, получила новое освещение. Так, например, профессор В. Б. Конасов посвятил немецким военнопленным несколько крупных работ: в частности, в одной из статей автор пытается на основе рассекреченных документов установить хотя бы приблизительную цифру пленных немцев, побывавших в лагерях и тюрьмах Советского Союза в годы Великой Отечественной войны и в послевоенные годы,7 в другой — В. Б. Конасов и А. В. Терещук анализируют правовую базу создания лагерей, содержание пленных в тюрьмах и колониях.8 Особого внимания заслуживает и фундаментальная монография профессора В. Б. Конасова, включающая в себя разного рода документы, записи, телеграммы, что позволяет более полно осветить эту проблему.9

К государственной политике по отношению к военнопленным, к вопросу организации армейских приемных пунктов, режиму в лагерях в 1941-1945 гг. неоднократно обращался в своих работах доктор юридических наук, военный историк В. П. Галицкий.10 Ему удалось показать также социальные и психологические проблемы солдат неприятельских армий в условиях военного плена.

Однако изучение судеб военнопленных, условий их жизни в СССР в те годы невозможно понять без анализа системы исправительно-трудовых учреждений.

Эти вопросы пытался осветить автор данной статьи.11 Анализ ряда рассекреченных нормативных актов, приказов и других материалов, в совокупности с уникальными фотографиями лагерей и спецпоселений 40-50-х годов дает глубокое представление о формировании пенитенциарной системы советского государства, и в частности о системе лагерей для военнопленных и интернированных.

Поскольку лагеря и спецпоселения создавались в основном в тылу страны, нет ничего удивительного в том, что на территории Урала была расположена целая сеть таких лагерей. С помощью бесплатной рабочей силы пленных на Урале осуществлялось строительство заводов, объектов социально-культурного назначения, жилых зданий. Только в Свердловске и Свердловской области целые районы были построены руками военнопленных, о чем красноречиво свидетельствуют сохранившаяся кинохроника и уникальные фотографии.

Хотя на Урале и располагалось множество лагерных пунктов, учет военнопленных, их захоронений не производился должным образом. Большая исследовательская работа, проводимая профессором УрГУ В. П. Мотревичем, позволила восстановить сотни забытых имен иностранных солдат и офицеров и определить места их захоронения на территории Урала.

Но особый интерес представляют мемуары бывших немецких военно­пленных, которые позволяют проследить эволюцию мировоззрения немецких солдат, оказавшихся в советском плену:12 именно взгляд изнутри дает возможность больше узнать о формах и методах антифашистской пропа­ганды, быте и образе жизни в лагерях, отношении к русским вообще.

Итак, предоставим слово другой стороне.

Германские историки придерживаются того мнения, что в плену оказалось свыше 3 млн. человек, солдат и офицеров вермахта, из которых приблизительно 1,15 млн. погибли в лагерях Советского Союза.13 Известный российский исследователь профессор В. П. Галицкий, используя справку архивного отдела Главного управления мест заключения (ГУМЗ) МВД СССР, привел следующие цифры: в Советском Союзе находилось 2 389 560 германских военнопленных, из которых 350 678 умерло.14 Однако и эта цифра, по нашему мнению, не является окончательной. Дело в том, что ГУПВИ МВД СССР не могло вести строгий учет всех военнопленных армий противника. На армейских пунктах и во фронтовых лагерях текущий учет был поставлен плохо, а персонального учета не существовало вообще. Кроме того, перемещение из лагеря в лагерь, фильтрация также затрудняли правильное ведение статисти­ческого учета.

Тем не менее за каждой сухой цифрой скрывалась судьба живого человека. Так, Курт Вернер Андрес попал в плен уже после окончания войны. Сначала он находился в американской оккупационной зоне, а затем вместе с другими немцами был передан советской стороне. Долгий путь по России закончился тем, что в середине июня 1945 г. их посадили в товарные вагоны и отправили на Урал. Многие пленные по прибытии в Кушву уже не могли стоять на ногах, и их на грузовиках отвезли в лагерь.

Комендатура лагеря была сильно заинтересована в скорейшем физи­ческом восстановлении пленных, так как в Кушве велась добыча железной руды в карьерах: порода взрывалась, грузилась на тележки или вагонетки и перевозилась по образовавшимся на горе террасам к месту разгрузки. Работа велась вручную и требовала огромных физических затрат.

В конце 1942 г. ГКО обороны принимает решение о срочном строительстве в Свердловской области нескольких ГЭС, в том числе и Верхотурской. Объем изыскательских и проектных работ по ней был достаточно велик. Стройка требовала значительного привлечения людских ресурсов, и в частности немецких военнопленных, эшелон с которыми прибыл в Верхотурье вскоре после окончания войны.

В лагере «Верхотурье» содержалось от 700 до 800 заключенных. Штабные офицеры и генералы большей частью размещались в лагерях только для офицеров. Во главе лагеря стоял «начальник». Наряду с советским лагерным управлением было и немецкое, возглавляемое старшим по лагерю. Верхотурье был не основной лагерь, основной же, с «управлением», находился в Красноуральске. Среди других основных и не основных лагерей на среднем Урале были: Нижний Тагил, Первоуральск, Асбест и Карпинск (следует отметить, что мало кто из пленных содержались в Сибири, т. е. восточнее Урала). Пленные боялись попасть в лагерь Карпинск: он прослыл как режимный лагерь с более тяжелыми условиями работы и худшим содержанием. В основном туда отправлялись пленные, если выяснялось, что они состояли ранее в отрядах СС, полевых и местных комендатурах, полицейских отрядах или спецотрядах, а также участвовали в охране русских военнопленных или в партизанской войне. К этим группам приравнивались определенные войсковые части, в районе действия которых совершались преступления.

Исходя из анализа советского законодательства о военнопленных, можно определить, что цель была одна — максимальное использование трудовых ресурсов. Поэтому, по нашему мнению, даже идеологическая задача перевоспитания бывших немецко-фашистских захватчиков отходила на второй план. 4 июня 1945 г. ГКО принял Постановление № 8921 «СС» «О мероприятиях по трудовому использованию военнопленных и материально-техническому обеспечению лагерей для военнопленных», по которому нужно было провести рациональное распределение поступавшей с фронтов и уже имеющейся рабочей силы по различным хозяйственным отраслям СССР. На первом месте был Наркомат угольной промышленности: он должен был получить в свое распоряжение 41 500 человек, далее следовали Наркомстрой (30 750 человек), Наркомат путей сообщения (27 500 человек) и т. д. Общее же количество военнопленных составило 2 млн. 70 тыс. человек, в том числе 1 млн. 300 тыс. немцев.15 Отдельным пунктом постановления было проведено решение, обязывавшее НКВД освободить и репатриировать из тыловых лагерей и спецгоспиталей до 225 тыс. нетрудоспособных вражеских солдат.

В дополнение этого пункта был издан приказ № 00698, в котором перед начальником ГУПВИ генерал-лейтенантом М. С. Кривенко ставилась задача организовать в лагерях и госпиталях тщательный отбор установленного решением высшей инстанции количества военнопленных. В списки на репатриацию разрешалось вносить только рядовой и унтер-офицерский состав. В документе оговаривалось, кого следует в первую очередь отнести к категории нетрудоспособных — инвалидов, лиц, страдающих туберкулезом и дистрофией, хирургических больных с незаживающими ранами. Отбором репатриируемых занимались специальные комиссии, куда не могли входить врачи из военнопленных.

29 сентября 1945 г. было введено в действие Положение о трудовом использовании военнопленных. Согласно ему распределение рабочей силы по конкретным хозяйственным объектам осуществлялось по решениям ГКО (впоследствии Советом Министров) и НКВД. При этом стройки и предприятия, на которые направлялись военнопленные, выступали в качестве хозяй­ственных органов-работодателей или хозорганов, а НКВД в лице лагерей военнопленных — поставщика рабочей силы. От лагеря требовалось поддержание стабильного числа («явочной численности») работающих на объекте, сохранение их работоспособности. Поэтому одной из главнейших забот НКВД было физическое состояние военнопленных: их жилищные условия, снабжение, питание, медицинская помощь, использование по специаль­ности, охрана труда, длительность рабочего времени.

Впервые озабоченность физическим состоянием и смертностью военно­пленных руководство НКВД проявило еще в начале 1943 г.; позже были введены три категории трудоспособности военнопленных. Однако хозяй­ственных нормативов трудоспособности не было. Только в начале 1945 г., когда по результатам проверки на предприятиях угольной промышленности было зафиксировано, что среднее число работающих военнопленных здесь составляет 60-65 % от списочного состава, приказом НКВД было установ­лено, что «вывод трудового фонда на работы» не должен быть менее 80 %.16

Однако в лагерях для военнопленных отношение начальства к немецким узникам не было дружелюбным, таким же оно оставалось и после их смерти. В связи с этим достаточно убедительны следующие примеры. Весимское кладбище на Голом камне — одно из мест захоронения немецких военнопленных на Урале. Сегодня вся территория кладбища завалена отвалом ВЖР. Кладбище № 245 было открыто в ноябре 1944 г., но в 1957 г. Нижнетагильский горисполком принял решение о его ликвидации, несмотря на предложение МИД СССР, МВД и Свердловского облисполкома о переносе кладбища на другое место. Вскоре было ликвидировано еще одно кладбище для военнопленных, недалеко от завода № 63. С мая 1944 г. по апрель 1950 г. недалеко от Нижнего Тагила размещалось самое крупное на Урале кладбище военнопленных. Находилось оно в 15 км от города в районе рудника им. III Интернационала. На нем захоронено 1,7 тыс. человек, в основном, немцев. Среди захороненных было много женщин, детей, престарелых. Это были гражданские лица немецкой национальности, интернированные после войны из Германии, стран «народной демократии» и советской зоны оккупации в Германии.17

Судьбы бывших немецких военнопленных складывались по-разному. Большинство навсегда остались лежать в земле России, многие умерли уже на родине — в Германии, Австрии. Но сохранилась еще незначительная часть людей, которым тогда было 18—25 лет. Их воспоминания представляют ценный исторический материал.

Девятнадцатилетним юношей попал в плен бывший радист одной из частей «Люфтваффе» (военно-воздушные силы Германии) Герхард Шлипхаке. Он оказался на Урале, в Пермской области, в городе Соликамске, а позднее в самой Перми на телефонном заводе. Годы, проведенные в плену, не только не озлобили душу молодого немца, но и явились для него «школой жизни», чем он говорил в небольшом репортаже на Свердловском телевидении июле 1999 г. Десятки раз приезжая потом на Урал (в 70-е годы он работал сотрудником по экономическим вопросам посольства ФРГ), Герхард сохранил дружеские отношения со многими русскими людьми. Эти контакты продолжаются и по сей день.

Другой бывший немецкий военнопленный Кархайнц Гаст ныне проживает в Берлине, и его воспоминания о пребывании в Свердловске в послевоенные годы тоже представляют значительный интерес для истории военного плена.

Бернхард Моершбахер тоже молодым человеком был в плену на Урале, в Каменске-Уральском. Номер его лагеря (314/8) он запомнил на всю жизнь. Позднее Бернхард был переведен в Москву. По его рассказам, на Урале они занимались в основном строительством объектов социально-культурного назначения и жилых домов. Такая строительная направленность в плену сказалась и на выборе его дальнейшей профессии. После плена Бернхард приобрел в Германии специальность инженера-строителя, по которой работал долгие годы, до выхода на пенсию. Ныне Бернхард Моершбахер проживает в небольшом городке Аахене, на границе с Францией. В прошлом, 1999 г., он спустя 54 года вместе с женой Алисой вновь побывал на Урале в Каменске-Уральском и Екатеринбурге (Свердловске), там, где прошли годы его юности.

Значительная часть немецких военнопленных была репатриирована в Германию в первые пять лет после войны. В архивах не сохранились даже учетно-регистрационные карточки этих людей. Определенный процент был реабилитирован уже в 90-е годы. Розыск некоторых из бывших военнопленных ведется по линии Красного Креста. Таким образом, исследование имеет не только теоретическое, прикладное значение, но и практическое, когда речь идет об установлении судьбы конкретного человека.

Вместе с тем необходимо отметить, что нельзя все идеализировать и представлять в розовом цвете. Великая Отечественная война была войной не столько техники, сколько непримиримых, антагонистических идеологий. На Западе и сейчас живет достаточное количество людей, в том числе и бывших военнопленных, которые относились негативно ко всему, что было связано с Россией и русскими. Многие сохранили свои убеждения и по сегодняшний день, оставаясь приверженцами нацизма. В этом, по нашему мнению, и кроется причина того, что не удается создать такой общественной организации в Германии, как «Союз бывших военнопленных».

Автору этих строк доводилось в разговоре с немецкими друзьями прислушиваться к рекомендации не встречаться с тем или иным бывшим военнопленным, который до сих пор считает себя нацистом.

Любопытный факт: десятки архивных уголовных дел, переданных из Управления ФСБ РФ по Свердловской области в Архив административных органов Свердловской области, имеют справку о реабилитации того или иного военнопленного. Но ни один из них никогда не обращался за подобным документом. Не свидетельствует ли это о том, что они не считают себя побежденными и виноватыми? А раз так, им не нужен никакой юридический документ страны-победительницы.

Этот и многие другие вопросы остаются пока открытыми. Изучение истории военного плена второй мировой войны — сравнительно новая сфера исторической и историко-правовой науки. Она ведет свой временной отсчет в нашей стране с начала 90-х годов, когда исследователи получили доступ в ведомственные архивы. Поэтому использование такого направления, как воспоминания живых очевидцев и участников тех далеких событий, является очень важным, ибо это дает максимальное приближение к объективной оценке истории плена в нашей стране вообще.

источник