"Куплю-продам": Толкучка на Шувакише и Центральный рынок Опции

[Павлов Г.П.]

В марте 2014 года я выкладывал фотографии старого птичьего рынка. Еще вот подобрал фото Шувакиша и Центрального рынка 80-х годов. При нынешнем размахе супер-гипермаркетов тогдашний уровень добывания может у неподготовленного жителя вызвать оторопь и даже ужас.

Толкучка, она же "Туча", на Шувакише была в 80-е годы настолько ярким явлением, что была известна далеко за пределами Свердловска, из Питера даже приезжали. А где же было купить-толкнуть джинсу, сигаретки из США, пластинки западных групп? Из-под полы, конечно - органы не дремали. Да много чего можно было приобрести.
Добирались сюда электричками и это - отдельная история. Брались электрички с боем и туда и обратно, тем более, что Туча функционировала только в выходные дни. Жаждущие висели гроздьями на подножках, благо что двери тогда автоматически не закрывались.Помню, как однажды весь обратный путь провисел на нижней ступеньке, а жена ступенькой выше...
Кстати, поначалу толкучка была за остановкой Южная. Было бы очень интересно посмотреть, вдруг кто-нибудь выложит фотографии в эту тему.

[Anuta-sun]

Удивительно, куда деваются светские манеры мальчиков из-под арки? Впрочем, чему удивляться — здесь все свои, «прикидываться» не перед кем. У «толкучки», повторяю, свой жаргон. Если бабушки говорят по-русски, просто и ясно: «Сколько стоит? — Двадцать рублей». То другой товар порождает свой жаргон. Цены-то высокие, товар привозной, не отечественный, за это ребята из ОБХСС по головке не погладят, а потому надо изворачиваться. Послушаем:

— Сколько забашляешь?

— Катюшу.

Ну, это мелочь пузатая, а не фарцовщики.

Эти же фразы, но в более солидной, что ли, упаковке:

— Сколько вы весите?
— Тонну.

— Круто!

«Катюша», как вы поняли,— сто рублей (иначе—стольник), «тонна»— тысяча… Нет, не килограммов — рублей. «Круто», понятно,— много, дорого.

Вот сцена для неискушенного. К парню с джинсами (джинсы, да и любой другой товар, кроме обуви, конечно, развешиваются через руку, как салфетка у хорошего официанта) подходит немолодая женщина и спрашивает:

— Сколько?

— 17,— спокойно отвечает па-ронь.

— Так дёшево? (Конечно, женщина эта от друзей и знакомых слышала, что рыночные цены на Джинсы в десять раз выше той, что назвал парень, а тут — на тебе — 17 рублей.)

— Вы шутите,— говорит она, а п глазах — надежда, дерзкий, счастливый бесенок: вдруг просто такой честный попался, «простой, как грабли»…

Не обольщайтесь. Парень не шутит. Он деловой человек, а не шут гороховый. Есть простое арифметическое правило, выведенное не в учебниках математики, а тут, на рынке, в их среде: если продается советский товар — разговор между покупателем и продавцом идет на русском языке, если товар импортный — будь добр говорить на жаргоне и этот жаргон понимать: к цифре, названной торговцем, мысленно подставь ноль. 17—значит, 170; двадцать пять — значит, 250 рублей. И так далее. Все очень просто.

Итак, вы выбрали джинсы. Надо примерить? Примерочных кабинок, конечно, в лесу никто строить не будет. Отходите в кусты. Не стесняйтесь. Так, посмотрите, делают все: и мужчины, и женщины. Они могли бы заголиться тут же, на месте, в центре «толкучки», но это было бы уж слишком… Да и неудобно. Нет, не взглядов — людской поток может столкнуть, опрокинуть человека, стоящего на одной ноге. В кустиках, безусловно, удобнее. Во всех отношениях.

Трясутся руки, лихорадочно бьется сердце, плохо слушаются ноги и никак не попадают в штанины. Надо сделать все быстро — раз. Во-вторых, такую покупку делаете не каждый день и, естественно, боитесь просчитаться. Да и не только страх ошибиться, а сам факт участия в крупной, как вам кажется, (на 170 рублей) торговой операции вносит в ваше настроение свой, особенный, неведомый доныне, новый психологический, эмоциональный оттенок. Потому и подрагивают пальцы и лихорадочно бьется сердце, что вот-вот выпорхнет из груди, как канарейка в клетке вон того небритого торговца птицами.

Примерили. Подходят? Вам кажется, что не очень, но девушки, которые оказались здесь, в «примерочной», почти «случайно», в один голос восторженно нахваливают обнову. Даже, как вам кажется, завидуют вам, и вы решаетесь — покупаю. Это называется — «покупатель вошел в раж».

Давайте поговорим о покупателях. Все это нормальные люди. В жизни они, может быть, порядочные люди, мастера своего дела, хорошие производственники и т. д. и т. л. Ненормальность их разве что в том, что обратиться к спекулянту (будем называть вещи своими именами) стало или становится для них нормой.

Так же, как достать сервилат с черного хода. Так же, как солидно переплатить за гарнитур, вывезенный со склада. Такие люди, обратите внимание — при случае, считают, что иметь знакомого продавца престижнее, чем, скажем, знакомого ученого, музыканта, писателя. Они, конечно, хорошо сознают, что пользоваться услугами всякого рода дельцов не слишком этично. Понятно их желание одеться модно, быть современным (не быть, так казаться). Все это понятно. Но не могу понять и простить человека, который только от одного вида импортной тряпки «входит в раж».

Впрочем, не будем перегибать палку. Все-таки это те люди, для которых джинсы «Ликупер» или «Монтана», куртка «Сафари» с замком и с капюшоном — не свет в окошке, не самоцель. Ломись наши прилавки от отечественных джинсов и кофточек такого же качества, и «толкучка», уверен, потеряла бы половину своих прихожан. Во всяком случае, эти-то покупатели на Шувакиш не поехали бы.

Экономика служит людям. Обслуживает жизнь людей и, значит, становится категорией нравственной.

Давайте подумаем, почему, допустим, дают чаевые официантам или таксистам? Чаевые дают там, где их ждут. Вот что удивительно: несовершенство сферы обслуживания ставит ее (сферу) в господствующее положение. Отличная лазейка для всякого рода махинаций — разрыв между спросом на услуги и их предложением.

Вещи. Что окружает человека в жизни? Верно: люди и вещи. Общаясь с ними, человек познает их и через них познает себя сам. «Человек творец самого себя»,— сказал Маркс. Человек творит себя через вещи, через общение с ними и с людьми.

Как, скажите, выйти на улицу, на танцы, в кино, к приятелю, да просто в магазин за бутылкой кефира и булкой хлеба по заданию тех же родителей, если на тебе не фирменные джинсы, а, скажем, обычные серые брюки? Как? — спрашивают подростки. Как, если джинсы — своего рода визитная карточка в их, подростков, мире? Скажи мне, какие у тебя джинсы, и я скажу тебе, кто ты… Глупо? Возможно. Но плох он или хорошо, этот их мир, а считаться с ним надо. Да и не в самих джинсах и платформах дело…

Вон идет девушка… Вглядитесь: блондинка с нежной кожей и стройной фигурой, в джинсах и на платформе. Спокойно вышагивает, мягко, уверенно… Стоп! — прервем ряд сравнений — мы нашли нужное: «уверенно». Уверенно — вот в чем дело. Модные туфли на платформе не только изящно облегают ее ножку, а джинсы не только подчеркивают стройность ее фигуры — по каким-то неведомым законам психологии они сообщают нашей блондинке ощущение уверенности, если хотите, безопасности в стихии ее сверстников. Девушке удобно выглядеть как все, и это понятно: в этом возрасте очень непросто быть не как все. Здесь особо деспотично действует железное правило: по одежке встречают… Как тебя проводят — это еще надо посмотреть, возможно, ты такая умница, что завтра тебе и бабушкину юбку простят, но сейчас-то, сию минуту… Необходимо «подать» себя. Что она и делает, эта блондинка.

Как ни крути, все это закономерно и справедливо — быть современным, модно одетым. Так думают многие подростки. Пусть думают. С единственной оговоркой: только бы «джинсовый мир» не явился единственным, в котором подросток нашел свое утешение и способ выразить себя.

К компании подошли еще трое: парень и две девушки. Так же модно одеты. В руках — импортные полиэтиленовые сумки с пестрыми наклейками. Разговор заметно оживился.

— Ты смотрел финал кубка кубков? — спросил один.

— После игры на поле выбежали фоторепортеры… Видел, на одном из них были клевые штанишки? Внизу — такие колокола?!

Компания в один голос окрестила такие брюки «репортерскими клешами».

Разговор о прическах музыкантов, о фасонах их костюмов, сравнивали их прически со своими… О музыке и футболе — ни слова!

По рукам пошли пластинки.

Пальцы нервно теребят конверт.

Сейчас важно не ошибиться в цене. Внимательно изучается наклейка на пластинке. (В их кругу она называется «фирменным пятачком».) Сейчас работают глаза, мозг…

Сердце остается равнодушным. Все радости мира сейчас сузились для парня до размеров «пятачка» на пластинке.

— Один знакомый чувак сдает фирменный пласт со всеми делами,— начал один.

— Сколько? — спросил другой.

— 13 с нулем. Диск — родной.

— Пласт чей? — заинтересовался третий.

— «Иисус Христос». Сборная группа.

Диалог парней надо понимать приблизительно так: один знакомый парень продаст пластинку с записью рок-оперы «Иисус Христос», которую исполняют объединившиеся в одну группу музыканты из разных ансамблей. Выражение: «диск родной со всеми делами» означает, что пластинка выпущена лучшей фирмой грамзаписи; звуковоспроизведение пластинки наивысшего качества; к диску прилагается программа с именами участников ансамбля, стоит этот «шедевр» 130 рублей.

Я подходил и знакомился с разными людьми «толкучки». Кто-то, конечно, трусливо нырял в толпу, кто-то, наоборот, бравировал вовсю, открыто: да, я фарцовщик, я жил, живу и буду жить красиво. Одних больше привлекает товар, другие уже втянулись и представить себя не могут вне карусели: деньги — товар — деньги.

Студент архитектурного института так изложил мне свою позицию: «Не скажу за всех, но в моей жизни фарц—явление временное. Пока у меня есть возможность заработать — я зарабатываю. Я не из тех, кто сотни просиживает в ресторане, удачно распорядившись товаром. Да, у меня есть время — учусь на дневном, есть способности, известное хладнокровие при заключении сделки. Я знаю, что после института первое время меня ждет невысокая зарплата, не сразу появится квартира. Я сколочу себе капиталец на «черный день». Поверь, корреспондент, это временный компромисс с самим собой».

Сказал, качнулся с пяток на носки, поправил очки, откланялся и ушел. Независимо так ушел, небрежно. С высоко поднятой головой. А ты думай.

Выходит, юность наша, молодость— это что-то вроде предбанника в большую жизнь? Что-то вроде большой общей кормушки, из которой ровно пять лет можно хлебать, не задумываясь, отложить жирок, а потом он, этот жировой горбик, всю оставшуюся жизнь будет рассасываться?

Молодость, как предбанник, как черновик на пороге зрелости. Любопытно…

Жалкое, перхотное, трусливое, нагловатое заявление. Это похоже на чаевые, выданные самому себе. Юность, молодость — это и есть сама жизн^, а не ее черновые классы. И она, молодость, тем более не может быть превращена в грязное предварение будущей, якобы, светлой жизни.

Это далеко не ново — то, что сказал мне парень из архитектурного. Вспомним «Портрет» Гоголя. Его главного героя художника Чарткова. Вспомнили? Моральный компромисс, отступление от нравственных норм неизбежно ведут к разрушению личности, ее деградации.

Рядясь в чужие тряпки, есть риск самому, того не замечая, обрядиться в чужую психологию.

«Упаковка» может стать твоим содержанием.

…Написал все это. Поставил точку, а потом подумал: а что я могу предложить им вместо джинсов? Иду в Центральный универмаг/ Иду, заведомо зная, что ничего подходящего там не найду. Иду и надеюсь на чудо —а вдруг. Вдруг!

Чудес не бывает. Брюки есть, но чудес не бывает. Да и брюки, мягко говоря, не те. Есть в полоску, в крапинку… Мне нужны однотонные.

— Девушка, что вы можете предложить? — подхожу к продавцу.

— Все, что есть на прилавке.

— Спасибо. Я видел. Это не подходит. И все-таки, что еще?

Продавец отвернулась… Она разговаривала с подружкой о тех же джинсах.

[Игорь Б.]

— Сколько забашляешь?
— Катюшу.

Все диалоги в этой статье - полная ахинея, выдуманная несведущим журналистом. Никто так не говорил. Говорили нормально, обыкновенно. Это я как проведший на Шувакише все 80-ые говорю. С джинсами, кроссовками, пластинками. В основном с пластинками.

Сейчас важно не ошибиться в цене. Внимательно изучается наклейка на пластинке. (В их кругу она называется «фирменным пятачком».) Сейчас работают глаза, мозг…

Сердце остается равнодушным. Все радости мира сейчас сузились для парня до размеров «пятачка» на пластинке.

— Один знакомый чувак сдает фирменный пласт со всеми делами,— начал один.

— Сколько? — спросил другой.

— 13 с нулем. Диск — родной.

— Пласт чей? — заинтересовался третий.

— «Иисус Христос». Сборная группа.

Смех. Диалог каких-то идиотов.

— Девушка, что вы можете предложить? — подхожу к продавцу.

— Все, что есть на прилавке.

— Спасибо. Я видел. Это не подходит. И все-таки, что еще?

Продавец отвернулась… Она разговаривала с подружкой о тех же джинсах.

Правильно отвернулась.